— Бежим со мной. Станешь моей парой. В моем сердце ты давно заняла это место.
— Мы не сможем скрываться вечно.
— Я полвека скрываюсь.
Это верно, но я не могу всю жизнь провести в бегах. Даже ради него.
— Дэмьен...
— Мы будем вместе. — В его голосе звучала мольба. — Ты станешь такой же, как я.
— Нет, не стану. Я буду злобной тварью.
— Мне плевать.
— Конечно же, нет. Как и мне.
Дэмьен отпустил меня и пробежал пятерней по своим и без того взъерошенным волосам.
— Я помню, что на первых порах голод очень силен, но потом тебе станет легче.
— Лишь потому, что я забуду, каково это — быть человеком.
Он ничего не ответил, поскольку знал, что я права.
В комнату вошел Эдвард. Окинув взглядом веревки, прищурился, затем подошел и затянул узлы. Проигнорировав Дэмьена, словно его здесь и не было, уселся в кресло рядом с кроватью и погладил меня, точно собаку, по голове. Дэмьен осторожно отступил и замер у кухоньки.
— Liebchen, — тихо сказал Эдвард. — Мне жаль.
— Не жалейте. Сама виновата.
— Я втянул тебя в эту историю.
— Я хотела быть втянутой.
— Знаю. — Покосившись на Дэмьена, он понизил голос до шепота: — Ты спрашивала, не агент-одиночка ли он. Почему?
Я не хотела сейчас ничего объяснять.
— Потом, Эдвард.
Он не стал на меня давить, и это говорило о том, насколько я ему дорога.
— Знай я, что у тебя с ним роман, проверил бы его тщательнее.
— Джесси пробила его по своей базе.
— Моя система гораздо надежнее.
Это верно. Я украдкой взглянула на Дэмьена. Он способен слышать каждое наше слово, но Эдварду об этом неведомо. Дэмьену придется исчезнуть, когда все закончится. Стоит Эдварду прогнать его имя через систему, и вскроется нечто такое, что никому не пойдет на пользу.
— Вот уж не чаял увидеть тебя со спутником, — заметил Эдвард. — Почему именно он?
Почему Дэмьен? Сама не знаю.
Может быть, таившаяся в нем печаль взывала к моей печали. Может быть, я испытывала подсознательное влечение к монстру. Комплекс Франкенштейна? Манию Дракулы? Синдром оборотня? Дэмьен, по крайней мере, не распрощается с жизнью так же легко, как все те, кого я любила.
Черт возьми, может быть, дело в классном сексе! Но, говоря откровенно, мои чувства к Дэмьену намного превосходили обычную страсть.
— Позаботьтесь о нем, — прошептала я. — Если я не смогу.
Эдвард широко распахнул глаза.
— Обещайте, — настаивала я.
— Все, что пожелаешь. — Эдвард сжал мои связанные руки. — Ли, тебе следовало рассказать, что твой кошмар вернулся. Ради тебя я бы с радостью его прикончил.
— Я знаю.
В комнату вошли остальные. Элиза направилась к кухонному столу, на котором стоял старомодный медицинский саквояж, и принялась копаться в недрах своей передвижной лаборатории.
— Вам поэтому пришлось оставаться в штаб-квартире?
Эдвард задумался на мгновенье, а затем кивнул:
— Это наш первый прорыв.
— Вы сказали, она ничего не добилась.
— Я заблуждался. Надеюсь, что заблуждался. Элиза хотела продолжить тестирование сыворотки, но у нас нет на это времени.
— Позвольте же доктору сделать свое дело.
Эдвард кивнул, снова погладил меня по голове и отошел в сторону. Он всегда испытывал затруднения с выражением чувств, а еще большие — с привязанностями. Порой я гадала: каким он был до войны?
Элиза продезинфицировала мою руку. Я с трудом сдержала усмешку. Инфекция мне теперь не страшна.
Остальные сгрудились позади доктора Хановер, словно не могли оставаться в стороне.
— Ты понимаешь, что сыворотка еще не опробована?
— Понимаю. Какой у нее состав?
— Немного того, немного другого. — Элиза опять отошла к саквояжу. — Мне потребуется кровь живого оборотня в человеческом обличии.
Я нахмурилась:
— Но как?..
Дэмьен с готовностью протянул руку:
— Возьмите мою.
Глава 37
В следующую секунду Эдвард приставил пистолет к голове Дэмьена.
— Нет! — закричала я, дергаясь в веревках. — Эдвард, вы же пообещали о нем позаботиться!
— Что я и делаю, — озадаченно нахмурившись, ответил Манденауэр.
— Знаете, я не имела в виду убийство.
— Правда?
В комнате вдруг возникла невероятная суматоха, и все заговорили одновременно.
Посреди бедлама мы с Дэмьеном встретились взглядами. Я не видела никого, кроме него. Ради меня он выдал свою тайну. И раз уж здесь Эдвард, мог поплатиться за это жизнью.