Черил ничего не ответила. Наоборот, у нее появилось то самое затравленное выражение, которое так часто раздражало Андрину.
«Бедная сестричка! Как можно было родиться на свет такой красивой и такой робкой?»
Затянувшаяся пауза была тягостна для них обеих, и поэтому Андрина обрадовалась, когда вернулась Шарон, размахивая номером «Дамского журнала».
Она опять уселась за стол, торопливо перелистала страницы и заявила:
— Вот послушайте! Это стихотворение сочинил мистер Генри Лутрелл, кстати, очень популярный поэт.
Попав в волшебный список сей,
все обретешь ты — известность, деньги,
светский лоск, любовников, друзей…
И каждый будет рад поймать
твой благосклонный взор.
Для всех без исключенья
и женщин, и мужчин любого положенья
таится в нем их счастье иль позор.
И если в списке ты, то как монарх,
прощенным будешь за любой свой промах.
А убранный из списка — ты изгой,
и над тобой гремят раскаты грома!
После того, как Шарон произнесла эти грозные вирши, в гостиной, залитой солнцем, на какой-то момент воцарилось тяжелое молчание.
— А если нам откажут в приеме? — начала было испуганным голосом Черил.
— Такого не может быть, — уверенно возразила Андрина. — Если уж сам герцог Броксборн не сможет добиться для нас приглашения в «Элмакс», то кто же тогда сможет?
— Надеюсь, что ты права, — сказала Шарон. — Но, как я уже сказала, там все зависит от дам-патронесс. И что бы герцог ни предпринимал, нам прежде всего надо заиметь сопровождающую нас покровительницу, нечто вроде компаньонки из числа солидных замужних дам.
— Я уже думала об этом, — подхватила мысль сестры Андрина. — Придется герцогу побеспокоиться и снабдить нас подобной дамой.
— Мы ведь должны ей что-то платить, как ты считаешь? — спросила Шарон.
Андрина на мгновение задумалась.
— Надеюсь, что нет, — произнесла она с сомнением. — Я как-то упустила из виду это обстоятельство.
— Но у нас будет достаточно денег, когда мы продадим мамино ожерелье. Кстати, где оно?
— В маминой спальне. Вчера вечером я осмотрела его, — ответила Андрина. — Оно там в полной сохранности. Это такое место, куда папа не мог добраться.
— Слава Богу, что он не наложил на него свои лапы! — облегченно вздохнула Шарон.
Но встретившись взглядом со старшей сестрой, замолкла смущенно.
Обе они знали, что их отец в последние годы жизни выражал недовольство нищенским существованием, которое они вынуждены были вести по его вине.
Ему не хватало средств для своих развлечений, хотя именно эти дурные привычки и повергли их в бедность, а его самого преждевременно свели в могилу.
Он требовал, чтобы ему подавали блюда, которые нельзя было приготовить из простых продуктов, купленных в соседней деревушке. А то, что продавалось в Честере, было для обнищавшей семьи не по карману.
Он желал, чтобы к столу подавалось лучшее вино, а портвейн и кларет, которые он употреблял, стоили больших денег.
Андрина пыталась как-то воздействовать на него, обуздать его гневные порывы, ублажала больного, сварливого отца и творила буквально чудеса, чтобы, выжимая последние крохи из тощего кошелька, создать видимость благополучия в доме.
В результате она и ее сестры уже давно обходились без новых нарядов, а чаще всего переделывали старые или шили сами себе платья из самых дешевых тканей.
Очень редко они позволяли себе приобрести какую-нибудь ленточку на шляпку или для того, чтобы украсить платье.
Папины расточительные привычки привели еще и к тому, что в конюшне у них осталась только одна старенькая лошадка, на которой они могли ездить верхом или запрягать в тележку.
Впрочем, девушки, жалея несчастное животное, отказывали себе в верховых прогулках и запрягали лошадку только в тех случаях, когда их отец выражал желание куда-нибудь проехаться и подышать свежим воздухом.
Садик их приобрел печальный и заброшенный вид. К счастью, у них еще оставалась в услужении старушка Сара, та, что жила у них в доме много лет и нянчила их с детства.
Она была и кухаркой, и делала всю грязную работу по дому. Остальные обязанности сестры делили между собой.
Теперь же, так казалось Андрине, мрачные тучи, сгустившиеся над их жилищем, вот-вот должны были рассеяться, они уплывали, подгоняемые весенним ветром, и больше уже никогда не вернутся.