Спустился, припал к земле. Хоть это и далеко не первая моя охота, но адреналин до сих пор пьяняще выплёскивается в кровь, и с этим ничего не поделать. Азарт, чтоб его… Но так даже лучше. Веселее.
Беззвучно направился к сараю. Да, тварь я пока не вижу, но она обязательно бросится. Всегда бросаются в наивных попытках достать до моего горла. И не сможет. Я — хитрее, ловчее. Я слышу их, и этого вполне достаточно для доброго выстрела.
По-настоящему четвероногие уроды опасны только из засады, когда они терпеливо ждут жертву. Во всех остальных случаях эти мрази шумные. Трава, ветки, сопение, дыхание — вот что их выдаёт. Глупые…
…Вот и сарай, но твари нет. Интересно… Интересно… Поиграть хочешь? Давай, я не против… В том, что это отродье меня учуяло — я не сомневался. Человеком займусь потом, с человеками всегда проще…
Метрах в пяти что-то прошелестело. Ага! Вот она! Я навёл ружьё. Ну! Где же ты?! Давай, бросайся на меня!
Никого.
Снова зашелестело, только теперь дальше. Зовёшь? В сторону от сарая уводишь? А я приду, не сомневайся.
Дошёл до окраины деревни, однако эта разумная мерзость так и не дала взять себя на мушку. Опытная. Ничего, и не таких на тот свет отправлял. Понятное дело, она меня в кусты заманивает, в деревья, где у неё преимущество. Фигушки. И на такой вот финт имеется свой ответ.
Я демонстративно поставил ружьё к старому, наполовину повалившемуся забору и отошёл в сторону. Достал нож.
— Ну что, давай по-честному. Только ты и я.
И замер.
В то, что тварь поведётся на мнимую безоружность — я верил. Шерстяные прекрасно понимают, что такое огнестрельное оружие. Некоторые даже не хоть сражаться — сразу дают стрекача в наивной надежде спрятаться, спасти свою никчёмную жизнь. Но вот нож в их тупых глазах мнимо уравнивает шансы. На то и расчёт.
Это, конечно, опасно. Шрамы на моей шкуре тоже неспроста появились. Но какая разница, как она подохнет? От пули или лезвия? Лишь бы бросилась, а там посмотрим, кто кого.
Тварь появилась почти беззвучно, метрах в пяти от меня. Красивая в лунном свете, вся какая-то точёная, тонкая. Встала.
— Уходи! — раздалось в моей голове.
Я дёрнулся, завертел головой. Голос, обратившийся ко мне, был неживой, словно у синтезатора речи.
Нет. Никого. Похоже, я всё-таки свихнулся. Грустно, что при таких обстоятельствах.
— Уходи! Я не нападать!
В отблесках звёзд зажглись два глаза.
Шок прошёл, и мозг смог трезво оценить происходящее. Ко мне обращалась тварь, хоть такого вообще не может быть по множеству причин. И она предлагает мне уйти. Отказаться от своей цели.
Отвечать не стал, оскалился. Такой язык им тоже понятен.
— Если ты не уходить, то, — ничем не примечательное лицо её спутника, — он тебя убивать. Он не бояться и уметь сражаться. Уходи! Я не говорить ему про ты.
Ага! Аж два раза уйду! И расшаркаюсь в извинениях напоследок!
Со всем презрением, на которое я был способен, бросил:
— Страшно? Жить хочешь? Я убью и тебя, и твоего хозяина!
Нет, я не кричал. Это лишнее. Тварь меня вполне хорошо слышит, а вопли могут разбудить человека. С двумя драться хуже чем с одной. Это факт. Потому тишина — наше всё.
— Давай, тварь, нападай!
Для убедительности взмахнул ножом. Раз, другой. Отродье как-то по-человечески вздохнула.
— Уходи. Я больше не просить.
— Я это как-нибудь переживу, — криво усмехнулся я и начал мелкими, устойчивыми шагами приближаться к ней. Не угадала, тут или ты, или я! По другому не будет.
На меня бросилась тень.
Быстра, слов нет, быстра, не ошибся. Вот только пользы для тебя в этом нет. Сейчас ты прыгнешь, метя в горло, и встретишься с отточенной сталью. И всё. Конец.
… Я ошибся. Впервые. Она смогла меня удивить. Пока рука привычно ждала, когда сталь вонзится в её грудь, страшный удар по ногам повалил меня на землю. На бок. Нож позорно отлетел в темноту. Тварь исчезла в ней же.
Что за чёрт! Так не бывает!
Вскочил на колени и уже почти собрался броситься к ружью, как вдруг второй удар, в бок, отшвырнул моё бренное тело в сторону. Упал на спину. Рука потянулась к поясу, где всегда имелся запасной клинок. Похуже, поменьше, но сейчас не до разносолов.
Не успел. На моём горле сомкнулись клыки. Сильно, больно, без превратных толкований.
Страха не было. Я всегда знал, что смерть в постели от старости — это не моё. Но обидно… Кто бы знал, как обидно…