– О, с господином Раду я бы не дал однозначного ответа, – Марин погладил налитое плечо охотника, украшенное крестовидным росчерком – на тогда еще юнца упала горящая балка в одном из «упыриных» домов. – Но да, жив. Они вместе и теперь все хорошо. Увидишь, я же говорю.
– Увижу? – Радэк почувствовал разливающийся холод, и не только от голода, давно уже притаившегося ледком в желудке.
– Придется, – Маринель виновато вздохнул, поерзал, взбив постель под собой и тут же беззаботно отмахнулся. – Ты им понравишься.
– Марин? – Радэк тронул задумавшегося вампира.
– М? – рыжий поднял ресницы. – Ты опять голодный.
Пальцы прикоснулись к прохладной щеке бывшего охотника. Радэк удержал гладящую руку, придавил ладонью к простыням.
– Потерплю. Объясни, откуда столько страшных историй, если вы не такие, как рассказывает Орден? Вы не выпиваете человека досуха без крайней необходимости, не убиваете просто ради забавы, не… а упыри? Вы их плодите сами! Это же подранки.
Марин застонал.
– Сколько же глупостей тебе напихали в голову. Упыри – это отдельная тема. Не все подранки становятся упырями, не все упыри когда-то были укушены вампиром. А мертвую кровь мы вообще не пьем. Убийство ради забавы не практикуем, что там забавного? На войне хватило. Вот в постель завлечь интереснее – развлечение. И поел, и воспоминания приятные.
Радэк привстал на локтях, рыкнув и ощерившись.
– И часто ты такое делаешь?!
Маринель засмеялся, потягиваясь и играя с подвеской. Знакомые охотнику колокольчики с рубиновыми язычками зазвенели на браслете.
– О да, – рыжий прикусил кончики пальцев, с хитрой подначкой поглядывая на разъярившегося Радэка.
Понимал ли бывший охотник, что это приступ ревности, неизвестно, но Маринель откровенно наслаждался. Отчего-то очень льстило такое «присвоение».
– Так кровь вкуснее…
– Ты! Больше такого не будешь делать!
– Почему? – темные ресницы снова затрепетали, Марин перевернулся на живот, беззаботно болтая ногами.
Радэк спрыгнул с кровати, неясным силуэтом промелькнул и остановился, упершись руками в оконную раму. Твердые когти сорвались и разодрали темное плотное дерево. Охотник удивленно посмотрел на свою руку, сгорбил спину, как недовольный пес, и сел на пол. В голове снова все мешалось, мысли перескакивали с одного на другое. Самое странное, что Радэк больше не чувствовал внутреннего сопротивления инстинктам. Его право сейчас утвердиться, его право сейчас прижать Маринеля покрепче к постели и … почему так не было раньше? Рыжий с легким беспокойством наблюдал, потом поднялся.
– Тебе надо поесть, – Маринель отвел с глаз Радэка упавшую прядку. – Ой!..
Охотник рывком обнял колени вампира, опрокинул на спину, небрежно, едва-едва придержав под спину. Доски пола с грохотом приняли на себя тяжесть. Радэк прижал Марина всем весом, распластав его руки, придавив ноги. Расширенные зрачки пульсировали, сверкали алые сполохи. Маринель засмотрелся на короткие массивные клыки, облизнулся, щурясь в предвкушении. Разум окончательно пал в схватке с чувствами и голодом. Радэк укусил подставленное нежное плечо, не тронув шею. Солоноватый вкус отрезвил, но Марин вцепился в охотника всеми конечностями, оплел, не отпуская, и негромко застонал.
========== Глава шестая. Семья ==========
Радэк очнулся от наваждения, замотал головой. Во рту горело, с непривычки кружилась голова, и чувствовал он себя сильным, очень сильным. Но дезориентированным и сбитым с толку. Раскинувшийся на спине Марин блаженно улыбался. Плечо и губы выпачканы в крови, штаны Радэк опять на нем порвал, но его собственные остались целы. Возбуждение скручивало живот, сводило ноги, все еще неудовлетворенное. Маринель потерся об него бедром, коснулся затылка, и шеи, обводя свои метки. Радэк вздрогнул. На горле сомкнулась стальная хватка, когти царапнули до первой боли. Марин перекатился через себя, утягивая охотника, уселся ему на бедра с привычной лукавой ухмылкой.
– Давай меняться, – шепнул он, соскальзывая ниже и расправляясь с завязками штанов.
Радэк стукнулся затылком об пол, толкаясь навстречу раскрывшимся губам губам. Клыки скользили в опасной близости от самого ценного, Маринель нарочно показывал их, но не задевал. Лизал, втягивал глубоко в рот, замирал, напрягая горло. Его не хотелось оттолкнуть, не хотелось закрыться или сопротивляться. Не казалось постыдным. Звуки, прикосновения, ощущения, мягкие движения языка, острые впивающиеся когти, удерживающие на месте, когда откровенно выгибало и манило толкнуться глубже. Радэк позволял себе, наслаждаясь каждым мгновением и не помня, почему раньше это был всего лишь запретный сон, после которого внутренности скручивало судорожным осознанием собственной вины и грехопадения.
«Грех» с упоением отдавался своему занятию. Марин прикрыл глаза от удовольствия, баловался, растягивая удовольствие, придерживая готового сорваться охотника. Неопытный, он отзывался на каждое движение, и Маринель урчал от этой искренности.
Сглотнув, рыжий приподнялся. Упущенные алые капли остались на губах, одна прокатилась по подбородку, упала на Радэка. Охотник удивленно тронул ее пальцем, размазал, поднес к лицу пальцы, задумчиво лизнул.
– Сытно, – Маринель утер рот, довольно вылизал уголки, тщательно завязал на Радэке штаны, приладил бантик и сдавленно захихикал. – Вкусный ты, охотник. Знал бы, давно попробовал.
– Многих пробовал? – буркнул Радэк; вопросы, стоило голове немного обрести ясность, начинали сыпаться из него вперемешку с ревностными претензиями, и никак не остановиться.
– Тебе правда интересно? – Маринель уселся, скрестив ноги, и с сожалением оглядывал порванный пояс.
– Нет, – отвернулся охотник, рыжий снова засмеялся.
Беззаботно раскинулся на полу, глядя на стекающие по окну капли. Лес шумел и стонал крепкими качающимися стволами деревьев. Словно там, за тонким стеклом и пеленой воды волновались неведомые существа, тревожились, разговаривали. Маринель любил непогоду, оставаясь в стенах – внимать ей, чувствовать. Ночь изменилась, стала другой. Радэк настороженно прислушивался. Для него было слишком непривычно много звуков и шорохов, ставших отчетливей и значимей. Обоняние щекотал запах крови и какой-то цветочный аромат, исходивший от волос Марина, хотя никаких притираний в доме он не использовал, а купались они вообще в реке последний раз.
– Расскажи свою историю? – вдруг попросил Радэк, изучая потолок над собой.
Маринель удивленно вскинул брови.
– А ты еще не все знаешь?
Охотник молча покачал головой. Марин скользнул и вытянулся рядом, уставился вверх, моргнул. И начал рассказывать. О себе, о том, что не нашел себе места, пока случайно на дороге не встретил Влада. Как долгое время восхищенно наблюдал за этим человеком… не человеком, об этом тоже быстро догадался, но оставил знание при себе. Не испугался. Влад пугал силой, выдержкой, хитростью и жестокостью, но не тем, кем он был. Рассказывал, как смотрел и слушал, как делал выводы, потом первый раз робко предложил свою помощь. И Влад оценил. Рассказывал, как менялось лицо князя, стоило кому-то вспомнить его младшего брата «шлюху султана и предателя собственной крови». Как побывавший на пороге смерти Марин выплывал из марева боли и с благодарностью смотрел на вернувшего его к жизни господина.
– И ты не пожалел? – тихо спросил Радэк, привстав на локте и поглядывая на жмурящегося рыжего вампира, увлекшегося ностальгией и воспоминаниями.
Несмотря на кровь и боль, про которые он рассказывал, на губах блуждала мечтательная улыбка, не звучало в голосе ни горечи, ни досады.
– О чем жалеть? – Марин развел руками. – О том, что живу и предрассудками не страдаю? Или о…
– Но ты же не человек…
Марин сел. Упер подбородок в сжатый кулак и скептически изогнул бровь.
– Что есть человек, Радэк? Хочешь, устроим философский диспут? Человек – это тот, кто сейчас перетряхивает город и, не найдя меня и тебя, просто выберет жертву на заклание? Или человек тот, кто вырезал целую деревню, сказав, что там жили вампиры, а потом переписал земли на Орден? Или человек тот, кто, получив письмо от старосты далекой деревни, отправился на помощь и отстоял в схватке с «защитниками» с крестами и серебряными цепями? Или тот, кто подсказал, где укрыть семью от охотников, возжелавших сбить цену на серебро? Кто из них человек?