— Развлекаешься?
Она чуть вздрогнула от неожиданности, но даже не обернулась в мою сторону, продолжая смотреть на кулачный поединок.
— Делом занимаюсь.
— Да? И каким же?
— Победители возглавят отряд, который отправится на охоту за оборотнем.
— Ты хоть понимаешь, какой это кретинизм?
Девчонка возмущённо посмотрела на меня и процедила сквозь зубы:
— Кретинизм — это твоё обычное состояние. А я пытаюсь найти зверя, отправившего на тот свет мою бабулю.
Нет. Так не пойдёт. Я придвинулся ещё ближе, невольно вдохнув аромат парфюма, которым надушилась девчонка: чёрная смородина, роза и ваниль… Самый настоящий дурман, бьющий сладко и пряно в голову. Обошёл Аманду и встал спереди.
— Отойди, ты мешаешь мне смотреть.
— Ну уж нет. Если я не вмешаюсь, эти дурни затопчут мне весь лес.
Аманда иронично воздела бровь.
— Какое тебе дело? Ты же всё равно не охотишься?
— Я живу в глуши. И не люблю, когда мой покой тревожат. Подержи.
И прежде чем Аманда успела хоть что-то мне возразить, я всунул ей в руки свою шляпу. Скинул плащ к ногам девчонки и развязал тесьму рубахе, стягивая её через голову.
— Эй ты, увалень. Покажешь всё, на что способен?
Я пихнул Андерса кулаком в бок и вышел в круг. Андерс шагнул следом за мной под радостные крики собравшихся. Я обернулся, подмигнув Аманде:
— Поосторожнее с моей шляпой. И следи, чтобы никто не спёр моё ружьё.
Аманда пялилась на меня во все глаза. И могу поспорить на что угодно: ей понравилось увиденное.
Глава 12. Аманда
Ладно. Он чертовски хорош. Сукин сын снял свою рубашку прямо у меня перед носом, демонстрируя себя, любимого, во всей красе. А демонстрировать было что — широкие плечи, бугрящиеся мышцы и канаты вен, опоясывающих руки при движении. Сама не знаю почему, но рисунки вен на мужских руках всегда меня впечатляли. Хотелось тут же пробежаться пальчиками по этим дорожкам, гадая, куда они смогут завести. У Рика они вели к кистям рук с длинными, сильными пальцами. Которые — как я уже знала — могли довести до сладкого исступления. И сейчас вместо того, чтобы смерить наглеца уничтожающим взглядом, я едва ли не облизываюсь на него.
Конечно, Рик уступает Андерсу. Андерс кажется настоящим здоровяком по сравнению с Риком. Охотник более стройный и поджарый, словно хищник, кидающийся вслед за добычей. Чёрт. Надо бы оторваться от созерцания сильного мужского тела, но глаза сами охотно разглядывают крепкую мускулистую грудь. Смуглая гладкая кожа так и манит прикоснуться к ней. Даже поперечные шрамы на груди, словно от когтей, нисколько не портят впечатления. Похоже, что в своё время Рику перепало немало: один из шрамов белесой полосой спускается на живот, оканчиваясь возле впадины пупка. А чуть ниже — тонкая дорожка чёрных волос убегает вниз и прячется в брюках. Нет… Это просто неприлично — так низко носить брюки, что видны все мышцы живота. Волнующе перекатываются под кожей при каждом вкрадчивом движении Рика.
Во рту вдруг становится сухо и тело наполняется жаром. Безумие какое-то. Вот так с одного взгляда смотреть на него и переполняться каким-то сладким предвкушением, тянущим низ живота. Я смотрю на Рика, но в голове проносятся странные картины: тёмный ночной лес, проблески луны сквозь густые ветки, цепляющиеся за одежду. Запах палой листвы и влажной земли…
Наваждение. Вот что это такое. Наваждение и следствие того, что я слишком много и часто раздумываю над смертью своей бабули. Как только разберусь, сразу же уеду из Вольфаха прочь. Уеду и больше никогда, никогда сюда не вернусь.
А тем временем Рик пожимает руку Андерсу и отходит назад. Андерс сразу же встаёт в стойку и подтягивает кулаки на уровень груди, чуть сутулится и наклоняет голову вперёд. Рик в противовес ему стоит расслабленно лишь немного раскачивается на кончиках пальцев ног. Немного вверх и опять вниз, словно на пружине.
Зеваки вокруг наперебой делают ставки. Фаворит у зевак — Андерс. Никто не хочет ставить на Охотника. По мнению собравшихся сушёная вобла не конкурент быку. Сравнение сомнительное, но деревенщины никогда не могли похвастаться образным мышлением.
— Я посвящаю эту победу тебе, Аманда! — салютует мне Андерс своим кулачищем и оборачивается к Рику.
Я польщено улыбаюсь «наречённому» и шиплю в сторону мельника, принимающего ставки:
— Я ставлю на Охотника.
— Один против двадцати пяти, — сообщает мне он.