Девушка отважно смотрела ему в глаза, но язык жестов выдавал ее с головой — затравленные движения, дрожащие, изломанные губы.
— И тебя никогда не настигнет смерть. Потому что ты…
— … сам стал ходячей смертью.
Она так трогательно произнесла эти слова, что Эндрю даже на секунду позабыл об оружии, об улице, и звуках внутри брошенного здания. Но вовремя опомнился.
— Нежели ты ничего не чувствуешь? — поинтересовалась Моника. Ее брезгливые гримасы вдруг куда-то пропали, сейчас в ней открылось что-то новое, потаенное.
Эндрю на мгновенье закрыл глаза. Прислушался к себе.
— Ничего, — выдавил он.
Она подумала.
— Не верю. Это ложь, ты должен что-то чувствовать. Ты же человек.
Эндрю не удержался и фыркнул:
— Я негражданин, грязь. Для вас мы животные. Забыла?
— Это была ошибка. Теперь я вижу, что все не так.
— Замечательно… Моника, я не чувствую ровным счетом ничего. Меня ведет только долг перед товарищами.
— Я не об этом.
Она очень медленно, как сомнамбула, двинулась к Виккерсу.
— Эй, — сказал он, наставляя дуло оружия на ее живот. — Без глупостей.
Проигнорировав эту жалкую попытку, она отвела рукой винтовку в сторону и возникла прямо перед ним; ее лицо заполнило весь обзор, эти глаза, правильные европейские черты носа, губ, бровей. Она запустила руки ему за спину и прижалась лицом к груди. Он ничего не мог сделать. Это было полное поражение; он проиграл битву. Это было похоже на невесомость. Свободный полет. Оцепенев от потока живого, трепещущего тепла, он совершенно потерял нить размышлений, цель, миссию, свою задачу, контроль за временем.
Нулевой рубеж!
— Нет, я должен, — Эндрю, превозмогая себя, отодвинулся. — Идем!
До пяти часов утра оставались считанные секунды. Они стремительно выскочили на крышу, навстречу засаде и рассвету.
— Стоять! — рявкнул мегафон. — Вы окружены, сдавайтесь! Отпустите заложника и останетесь целы. Повторяю…
Эндрю заслонил девушку собой и попятился к укрытию. Они спрятались за бетонными нагромождениями громоотводов. Эндрю внимательно осмотрелся в сумерках. Транспортника его товарищей нигде не было. Лишь наливающаяся золотом кромка горизонта, увенчанная шапкой туч. Эндрю не мог в это поверить.
— Вы окружены! — талдычил голос из мегафона. Слышался топот рифленых ботинок по плитам. — Сдавайтесь. Мы не причиним вам вреда.
Эндрю стиснул зубы и пустил из-за укрытия длинную автоматическую очередь. Топот прекратился. Воспользовавшись заминкой, он включил аварийный передатчик. Прибор пискнул сигналом приема.
— Крэйвен! Какого хрена?! Где эскорт?! Я на месте! Сейчас ровно пять утра!
Кряхтение, затем кашель. Чуть виноватый голос:
— Задание отменяется, Эндрю. Ты привел за собой хвост. Мы не можем позволить, чтобы нас выследили. Извини, дружище. Без обид.
— Я обречен, старик!! — прокричал Эндрю, — Отход перекрыт. Объект все еще у меня.
— Ты знаешь, что нужно делать.
Да, Эндрю прекрасно знал. Такой вариант тоже был предусмотрен.
— Если она не достанется нам, она не достанется никому. И ты тоже. Свобода дорого стоит. Тебе помочь?
— Нет. Я сам все сделаю, — процедил он, стиснув зубы. Не дожидаясь ответа, вынул передатчик и растоптал его каблуком. Утренний холод, казалось, запустил когти в самую его душу. Чувствуя внутреннее опустошение, Эндрю перезарядил винтовку. Крэйвен отдал приказ, который он отныне не может выполнить. Впервые за минувшие сутки его пальцы мелко дрожали. Кое-что за последние часы изменилось.
А там, позади, все еще разорялся офицер с мегафоном. Секунды внутренней борьбы. Затем с тихим щелчком Эндрю отстегнул нейлоновый поводок.
— Иди отсюда, пока можешь, — бросил он, не глядя в ее сторону.
— Прости меня Эндрю. Прости, что так получилось.
Виккерс не сразу понял, что значат все эти слова. Ошпаренный догадкой, он метнул в ее сторону дикий взгляд. Моника грустно смотрела в рассвет, редкие снежинки падали ей на волосы и ресницы, таяли на коже. Она походила в этот момент на статую ангела. Она была как никогда прекрасна. Затем их глаза пересеклись, в последний раз. И она ушла.
Снова топот, осторожное шарканье подбирающихся к жертве охотников.
Любой другой человек на его месте впал бы в панику. Но Эндрю был машина. Без страха, без эмоций. Даже сейчас, приняв решение, он действовал точными, экономными движениями. В сторону отряда спецназовцев полетели две гранаты с тротилом. Секунда — и взрыв, уносящий чьи-то жизни. Затем ударная волна и багровое зарево, вспучивающееся клубами дыма, в которых потонула крыша.