– Арон!
Истошный крик матери, казалось, сотряс всю пылающую деревню. Мама стрелой спикировала, приземлилась и, с трудом устояв на ногах, бросилась в нашу сторону. Ветер трепал ее собранные в высокий хвост черные волосы, смахивал с лица крупные слезы, касался подрагивающих за спиной крыльев, словно подразнивая, издеваясь над потерявшей свою любовь женщиной. Она резко припала к неподвижной мужской груди, легонько задев плечом Далию, все еще сжимающую руку отца.
– Арон! – вновь вскрикнула мама, судорожно осматривая своими голубыми глазами, полными боли, ужаса и неверия, лицо любимого, касаясь дрожащими окровавленными пальцами его щеки. – Нет… нет…
Шепот ее был безумным, взгляд умоляющим и непонимающим, бесцветные губы подрагивали. Мама смотрела на отца с невыразимой болью, тоской, пронзающей ее насквозь, смотрела, не веря, что он ушел и оставил ее. Она не обращала внимания ни на своих дочерей, ни на огонь, жадно пожирающий деревянные здания, ни на собирающихся возле нас демонов, кажется, расправившихся со всеми рыцарями и невинными жителями деревни.
Демоны молча осматривали мертвого лидера и его женщину, которая плакала навзрыд, задыхаясь от боли. В их глазах читалось сожаление, а осознание происходящего пряталось где-то глубоко внутри.
– Я не чувствую его… – вновь зашептала мама, слегка покачиваясь от усталости. – Не чувствую его источника… Не могу ухватиться за него и отправить в Пустоту… Я не могу…
Далия отпустила руку отца и прижала к себе маму. Медленные поглаживания по голове вызвали еще больше материнских слез; они не успокаивали, лишь ранили.
А я вдруг поняла, что Аврелия хотела отправить дух отца в Пустоту, подарить ему шанс на возрождение, но из-за раздирающей боли утратила все свои силы. Одна безумная мысль неожиданно прорвалась сквозь пелену страха, и я вскинула голову к небу, пытаясь зацепить взглядом два сверкающих в лунных лучах крыла.
Кали услышала меня. Разрезала ночной воздух огромными крыльями и резко опустилась на землю, напугав своим внезапным появлением демонов. Я заметила, как мама посмотрела на пегаса заплаканными глазами, замерла, задержав на миг дыхание, и резко выдохнула, когда Каларатри остановилась возле нас и нетерпеливо поскребла передним копытом снег.
– Она поможет папе найти дорогу, – сказала тихо и, поймав настороженный взгляд Кали, незаметно кивнула ей.
Кажется, она поняла меня. Я сразу же ощутила мощный толчок энергии, настолько пугающе сильный, что по телу прокатилась волна колючей дрожи, сердце больно трепыхнулось в груди, а после забилось быстро и часто.
Мама вцепилась в руку отца, словно не желая отдавать его пегасу, но, когда мертвое тело озарилось ярко-голубым светом, она ослабила хватку. Сияние, внезапно вырвавшееся из груди Арона, ослепило нас. Я зажмурилась, чувствуя, как по жилам течет и пытается вырваться наружу энергия, вызванная магией Каларатри. А после, спустя несколько напряженных секунд, осторожно открыла глаза и едва не задохнулась от ужаса.
Над телом Арона возвышался сияющий дух, окутывая нас густым белым туманом. Это был он. И хоть сейчас он был всего лишь бестелесным существом, в глазах его все еще плескалась живая боль, отчего взгляд казался режущим, но по-прежнему теплым и мягким. Папа посмотрел на маму, улыбнулся нежно, как будто давая понять, что он безумно любит ее и сожалеет о случившемся, а затем резко развернулся, взлетел и оседлал пегаса. Казалось, что его время было на исходе; наверное, потому Кали взмыла в небо так стремительно и затерялась в кустистых ночных облаках.
– Арон… – шепнула мама и сжала пальцами ворот туники, плотно прилегающий к шее.
Тело ее вмиг ослабло, глаза против воли закрылись, и она неуклюже завалилась набок.
– Мам! – прижав к себе Аврелию, позвала Далия, потрясла ее за плечи, но та уже провалилась в глубокий беспокойный сон.
Желая помочь сестре подняться, унести отсюда маму и отца, я встала с земли и, почувствовав, как по онемевшим ногам побежали нити магии, замерла. Внутри все содрогнулось, источник задребезжал, и я стиснула челюсти, больше всего на свете сейчас желая не видеть его глаз.
Но я знала, что не смогу в это мгновение избежать его взгляда. Невольно подняла голову и посмотрела на Кая, остановившегося чуть поодаль от нас. Мне хотелось верить, что он сожалеет о допущенной ошибке, терзается чувством вины, но даже несмотря на то, что в глубоких синих глазах застыла скорбь, а на лице – выражение дикого отчаяния и страха, я не верила ему. Он молча просил прощения, кажется, не понимая, как мне тягостно видеть его и казаться сильной.