– Далия ничего тебе не скажет. И я тоже, – тихо отозвалась мама.
Я только сейчас заметила мелькнувшую на ее лице усталость. Кажется, ее силы иссякли, и она сняла с себя маску равнодушия, выставив напоказ свои истинные чувства. Мама была уставшей и измученной. Свет свечи, стоявшей на маленьком деревянном столике, освещал ее бледно-серое лицо, утратившее живость и краску. Под глазами залегли синяки, полные губы лишились насыщенного малинового цвета, теперь они были бледными, безжизненными. Похоже, эта неделя была для матери на редкость беспокойной, и ночи ее проходили без сна либо в тревожных сновидениях и кошмарах.
– Не считай меня своим врагом, милая, – прошептала мама. Тяжело вздохнув, она опустилась на увитый плющом стул и устало потерла виски. – Я желаю тебе только добра. Но есть вещи, о которых тебе лучше не знать. Для твоего же блага, родная.
– Это касается Кая? – спросила резко и сразу поджала губы, заметив, как напряглась после моих слов Аврелия. Кажется, я попала в самую точку.
Мама прокашлялась, отвела от меня взгляд, нахмурилась, будто ей было стыдно смотреть мне в глаза.
– Ты не понимаешь, милая…
– Так объясни, – попросила тихо. Голос мой надломился, дрогнул некрасиво, и просьба моя прозвучала невероятно умоляюще. – Как я могу понять вас, когда вы от меня все скрываете?
– Не могу, – шепнула в ответ Аврелия. – Если ты вспомнишь все сама, я не буду этому мешать. Но сейчас тебе лучше оставаться в неведении. Пойми, родная, – мама вдруг тяжело поднялась со стула, подошла ко мне и осторожно взяла за руки, – так будет лучше не только для тебя, но и для всех нас.
Взгляд ее мгновенно потеплел, смягчился; бледные губы дрогнули в легкой мягкой улыбке. Мама выглядела так, будто шагнула в далекое прошлое, где я была маленьким непоседливым ребенком. И хоть я ничего не помнила, ее воспоминания, отразившиеся на ее лице в виде мягкости, согрели меня, окутали родительским теплом, которого мне так не хватало все эти долгие годы. Но отчего-то казалось, что материнское сердце кровоточит от этих воспоминаний, а душа обливается горькими, жгучими слезами.
– Держись от короля подальше, – уже строже произнесла мама, но ее изменившийся тон не смахнул с лица нежность. – После его выходки в ночь зимнего солнцестояния демоны смотрят на ваш связующий танец как на повод объединения родов. Все только и ждут, когда Кайлан попросит твоей руки, а Арон Ветрокрылый даст свое согласие.
– Глупость, – протянула я, усмехнувшись. Эта мысль казалась бредом, но почему-то отозвалась болью в груди.
– Для короля и нас – да. Для остальных демонов, к сожалению, нет, – вздохнула мама. И мне вдруг так больно стало от осознания, что и Каю и моим родным плевать на возникшую связь между королем и Ветрокрылой. А может, никакой связи и в помине нет. – Я знаю, от тебя это не зависит. Кайлан сам навязывает тебе свое общество. Но постарайся, милая, избегать с ним встреч. Со временем король поймет, что твоя компания ему не нужна.
А в этом я очень сомневалась. Как минимум я задолжала Каю исполнение своей части сделки.
– Ты постараешься? – мягко спросила мама, легонько коснувшись длинными пальцами моей щеки.
В груди защемило от этого теплого взгляда, нежного голоса, прячущего волнение и страх, и я кивнула осторожно, только сама не знала – готова ли буду так легко отказаться от общения с Каем.
– Вот и хорошо. – Аврелия робко улыбнулась и обняла меня так нежно, как только она одна умела. Погладила меня по волосам, словно в попытке успокоить, и шепнула, отстранившись: – Иди к себе. Я немного отдохну.
– Не тревожь себя переживаниями, – сказала я, зная наверняка, что отдых не принесет ей пользы. – Поспи и ни о чем не думай.
На губах матери мелькнула благодарная улыбка, но она ничего не сказала в ответ, будто и не услышала моей просьбы. Я поспешно выскользнула из каморки и завернула к лестнице, намереваясь вернуться к Далии. Но, спустившись, я не застала ее в нашей комнате. Убежала она – и от меня, и от моих вопросов. Гуляет где-то, скорее всего, с Калебом, плевав на метель и холод.
Некоторое время я ждала ее, устроившись на кровати за чтением очередного фолианта. Но минуты тянулись, сменялись часами, а предложения в книге начали плыть перед глазами, и я не заметила, как провалилась в тяжелый, беспокойный сон.
Проснулась я от собственного крика. Резко села в кровати и задышала тяжело и рвано. В груди жгло огнем, а по лбу скатывались капельки пота, больно обжигая кожу и оставляя после себя раскаленную дорожку. И все, что осталось в моей памяти после прерванного сна, – это неистовое пламя, пожирающее огромное дерево.