Донован ждал от Гейба реакции, какой-нибудь банальности, улыбки, возможно, кивка. Гейб понимал, что рождение нового человека — это замечательно. Но был не в силах заставить себя ответить.
Его реакция была похоронена где-то среди моделей ожидаемого и социально приемлемого поведения, но у него не было желания извлекать ее на свет. Эмоциональный диссонанс, как называют это психиатры. Он вырос из давней привычки полицейского из отдела расследования убийств разделять вещи на составные части. Похоже, что он навсегда заперся где-то внутри своего «я». Только так он смог пережить прошедший год. Это спасло ему жизнь. Хотя жизнью это было назвать трудно.
Донован отвел глаза — едва заметная, но вполне красноречивая перемена в его поведении.
— А вот здесь мы все сидим. Констебль Энни Лаваль — вон за тем столом. Здесь мое место, — указал он. — Там стол констебля Стэна Хыонга, а тот стол, что у окна, — для нового сотрудника, Кейда Маккензи. Его перевод состоится через пару месяцев.
— И где сейчас Лаваль и Хыонг? — спросил Гейб, оглядывая крошечный офис.
— Хыонг в отпуске по семейным обстоятельствам. У него умерла мать. Мы ожидаем его возвращения через две недели. Лаваль участвует в судебном процессе в Уайтхорсе, там слушается дело о нарушении правил охоты. Ее вызвали для дачи показаний. Это ее первый случай. Она лишь недавно окончила курсы резерва.
Желторотый новобранец, только что из академии. Гейбу не нравилось чувство ответственности, которую это накладывало на него. Можете назвать его мужским шовинистом, но он не хотел подвергать опасности еще одну женщину. Ни за что. Это шло вразрез с тем, что ему внушали, — мол, все они равны во всем. Он же был прирожденным мужчиной-защитником.
В свое время в школе это стоило ему синяков под глазами и сломанной руки, когда он встал на защиту своей младшей сестры и ее подружек. Но это же сделало его хорошим полицейским.
— Лаваль… она из Квебека, судя по имени? — спросил он.
— Точно, — ответил Донован. — Характерный акцент и дерзкий темперамент под стать.
Гейб хмыкнул. По крайней мере, здесь, в Блэк-Эрроу-Фоллз, мало что могло угрожать молодому констеблю Энни Лаваль. Кроме диких животных и ее сложного характера. Ему следует быть осторожным, чтобы не распространить этот яд, — это было бы несправедливо по отношению к молодым офицерам.
— Изолятор здесь. — Донован повел Гейба по коридору. — Комната для допросов там, комната для хранения улик и оборудования — справа.
Он отпер и распахнул дверь. Взгляду Гейба предстали полки со шлемами для катания на снегоходах, два спутниковых телефона и другое оборудование слева, стойки для винтовок и дробовиков в центре и полки с пакетами для сбора улик в задней части.
— А это спортзал. — Донован расправил плечи и открыл еще одну дверь в маленькую квадратную комнату, в которой стояли беговая дорожка и велотренажер и лежали гантели. Комната была выкрашена в белый цвет и имела маленькое окошко. Как тюремная камера. Гейб представил себе сугробы, такие высокие, что закрывали это маленькое окошко. Его внутри как будто что-то сжало. Вместе с ним пришло ощущение легкой клаустрофобии.
Это будет сложнее, чем он думал. Это станет его тюрьмой, его личным наказанием за то, что в тот день все пошло не так.
Теперь, глядя на эту маленькую комнату, он спрашивал себя, найдет ли он когда-нибудь дорогу назад, или же Блэк-Эрроу-Фоллз станет концом его пути, его вечным дном.
— А это ваш кабинет, — сказал Донован, вернувшись в главную комнату и открыв дверь в отгороженное помещение. Внутри Гейба все сжалось еще сильнее.
Из большого окна были видны столы в главном офисе. Из другого, в задней стене здания, открывался вид на несколько ветхих дощатых домиков, участок земли с чахлым кустарником и безлюдную гористую местность за ними.
Гейб молча смотрел на тесную нишу с древним компьютером и обычным офисным столом. Кровь бешено застучала в висках.
— Послушайте, — внезапно сказал Донован, и его щеки слегка порозовели. — Для протокола… я думаю, в тот день вы приняли правильное решение. Вы поймали Лесовика.
— Я потерял четырех сослуживцев и одного гражданского.
Щеки Донована вспыхнули румянцем еще сильнее. Гейб не щадил чувств парня, да и его желание облегчить жизнь своему молодому констеблю тоже было погребено где-то внутри него. Донован откашлялся и отвел глаза.