— Ты о себе думай, Лиза, — посоветовал Шершень, ты уедешь из этого города и забудешь все, как страшный сон. Людям ничего не надо, им хорошо. Они живут и другой жизни не видели. Есть выпить сегодня, закусить картошкой и ладно. Весь мир не обнимешь.
— А я постараюсь, — твердо сказала Лиза.
— Часто тут бываешь? — спросил Шершень, чтобы сменить тяжелую тему.
— Первый раз пришла.
— Официантка тебя знает, — намекнул Шершень.
— В одной школе учились, — ответила Лиза, — она на год старше. Мне сюда не по карману ходить.
— А парни, что же не приглашают?
— Какие парни? Одни альфонсы! Им лишь бы глаза залить за чужой счет. А ты что ревнуешь?
— Нет, просто спросил, — отчего-то смутился Шершень.
— Ревнуешь, ревнуешь, — засмеялась Лиза — а мне нравится.
Шершень ничего не ответил, уткнулся в свою тарелку. Так и не научился он с девушками шуры-муры разводить. Малявка, а его в краску вогнала. Толстая официантка принесла коктейли и курицу-гриль, которая источала аппетитный аромат на весь зал. Посетители в кафе, одновременно повернули головы в сторону курицы. Не часто тут такое заказывали. А казалось бы, что за диво курица-гриль? Но не забываем, что это маленький город с маленькими зарплатами, а кафе торговало по ценам престижного Арбатского ресторана.
Лиза с гордостью посмотрела на окружающих, которые нюхали ароматный запах аппетитной курицы. Она положила на коленки салфетку и кивнула Шершню, который возложил ей в тарелку толстый куриный окорочек. Курица была рыхлой и пахла рыбой. К тому же она была плохо прожарена изнутри, но снаружи подгорела.
— Это у вас лучшее кафе? — с сомнением спросил Шершень. — Курица приготовлена ужасно!
Хотя он и был достаточно голоден, но оценить неумелость повара все же сумел. Лиза только рассмеялась в ответ. Шершень оглянулся и знаком подозвал официантку.
— У вас курица подгорела, а изнутри сырая! — сказал он. — Что за дела?
— Печь сломалась, — невозмутимо объяснила официантка.
— Ну, а мы-то чем виноваты, что у вас печь сломалась? — не понял Шершень. — Не умеете нормально готовить, не делайте.
— До вас никто не жаловался, — сквозь зубы сказала официантка.
— А что, и до нас кто-то эту курицу пытался есть?
Лиза прыснула от смеха. Официантка побагровела.
— Вы что специально надо мной издеваетесь? — вопросила она тоном оскорбленной Моники Левински, которой Клинтон отказал в продолжении близости.
— Да, нет, это вы над нами издеваетесь, — ответил Шершень, — такое ощущение, что вы эту курицу на углях пекли.
— Жену дома учить будете, понятно? — бросила официантка и, резко развернувшись на каблуках, пошла прочь от стола.
— Вот это сервис, — обалдел Шершень.
— Да, брось, ты, — сказала Лиза, — черт с ней с этой курицей, вон у нас еще сколько всего! Бутерброды, мороженное…
— Дело не в курице, а в принципе, — объяснил Шершень.
— Весь мир не обнимешь, — повторила Лиза его слова, — сам же говорил. Нашел из-за чего кипятиться, из-за курицы. Или тебе денег жалко?
Шершню стало неловко. И правда, пригласил девушку в ресторан, а сам из-за курицы скандалит. Глупо как-то получилось. И нехорошо. Как будто ему денег жалко, которые за сырую курицу отдать придется. Да, у него этих денег…
В это время в зал, не раздеваясь, прямо в куртках зашли четверо зловещего вида парней. Хозяйской походкой прошли вдоль столов, оглядели присутствующих.
— Ну, вот, этих уродов тут только и не хватало, — хмуро буркнула Лиза.
— А кто это? — поинтересовался Шершень.
— Это те самые «бультерьеры», о которых я тебе рассказывала. Обычно они не здесь «пасутся», а в «Тоске», где народу побольше. Принесла же нелегкая!
— А нам-то до них какое дело? — спросил Шершень. — Мы сидим спокойно, кушаем недожаренную курицу.
Лиза посмотрела на Шершня скептически, как учительница на первоклашку.
— Мы-то спокойно кушаем, да вот им это вряд ли понравится. Начнут привязываться на пустом месте, я их знаю.
— Тогда встанем и уйдем, — сказал Шершень, — ты же сама это говорила.
Лиза кивнула, зловещие парни скинули куртки прямо на стойку бара, и подошли к бильярдному столу. Игравшая на нем пара моментально положила кии и ретировалась не только от стола, но и, вообще, из кафе «Сабрина». В зале повисла тяжелая атмосфера. Разговоры прекратились.
Двое из «бультерьеров» стали играть в пул, еще двое подсели к одиноко сидящим девушкам, которых наверняка знали, потому что сразу же стали гладить по коленкам, а те весело хохотали при этом. Шершню показалось, что все четверо то и дело поглядывают на него и на Лизу. Нет, не показалось, точно поглядывают. Не связано ли такое любопытство с его сегодняшним визитом в следователю Кузнецовой? Чаще других нагло таращился сидящий за столом невысокий сухощавый парень в надвинутой на глаза спортивной шапочке.
— Уставился Пистон, — негромко с раздражением сказала Лиза, — глаза не выпали бы. Может быть, правда, пойдем, домой, а?
— Мы же еще мороженого не поели, — ответил Шершень, — и вечер только начался. Чего нам их бояться?
— Вечер может плохо кончится, — вздохнула Лиза.
— Не бойся, — успокоил ее Шершень, — все будет хорошо.
Пистон тем временем подозвал какого-то парня, посетителя кафе и отправил его себе за пивом. Тот с радостью побежал исполнять просьбу «авторитетного бандита». Шершень внимательнее рассмотрел всех четверых под красочные комментарии Лизы.
— Вон тот, что сидит рядом с Пистоном, — взглядом незаметно показала Лиза, — его кличка Каратель.
— Фашист что ли? — не понял Шершень.
— Нет, Каратель, это от слова «карате», — объяснила Лиза, — он каратист, кирпичи головой ломает. Но каратист как-то не звучит, вот его и прозвали Каратель… хотя ему и в том смысле каратель подходит. Он эссецовец, садюга и придурок.
Каратель был крепким парнем с тяжелым лбом и короткой стрижкой. Он быстро курил сигареты одну за другой и при этом сплевывал прямо на пол.
— А вон тот, что играет в бильярд, узкоглазый, это Тамерлан.
— Это, который тебя ножом порезал, — уточнил Шершень.
— Да, он самый, — кивнула Лиза, — у него предки из ссыльных, он злющий, просто смерть. С головой не дружит с рождения. Наверное, при родах случайно уронили головой вниз.
— На лицо, — добавил Шершень.
Лиза сначала не поняла, а потом рассмеялась. Тамерлан играл медленно со смаком, любуясь своей значимостью. Из этой четверки он реже всех смотрел на Лизу и Шершня.
— А этот четвертый Глыба, — показала на последнего Лиза, — он для страху с ними всегда ходит. Весит сто тридцать килограмм, ну, ты видишь. А вообще он не злой. Как он вообще с ними связался, я не понимаю.
Глыба оправдывал свое прозвище. Это был амбал ростом под два метра, похожий на большую кеглю для боулинга. Он сжимал своими волосатыми ручищами бильярдный кий, словно соломинку.
— Пистон у них мозговой центр, — объяснила Лиза, — потому, что у него где-то в глубине черепушки пара капель мозгов осталась. К тому же он племянник их босса, крестного отца нашего, Степы Глушителя.
— Глушитель, это потому что Степа всех глушит, я правильно догадался? — спросил Шершень.
— Наверное, поэтому, — ответила Лиза, — но, по-моему, у него фамилия какая-то созвучная его кличке. Ой, Пистон к нам идет!
Шершень не повернул головы, только почувствовал, что к столу кто-то подошел и тогда посмотрел на него. Лиза притихла и сжалась, хотя и пыталась не показывать своего страха. Пистон стоял рядом с гадкой ухмылкой и взбалтывал в руке бокал с пивом.
— Здорово, козявка, — сказал он Лизе, — не рано тебе еще по кабакам-то ходить?
— А тебе-то какое дело? Ты мне не родственник! — резко ответила ему Лиза.
— Я то не родственник, а это что ли твой родственник? — спросил Пистон, кивнув на Шершня. — Так познакомь меня с ним.
— Это еще зачем? — спросила Лиза. — Мы сидим тут пьем, едим и в твоей компании не нуждаемся.
Пистон без церемоний подсел рядом.