— И напрасно, — ответил ему Миша, — вполне можно нацеплять на ауру человека всяких гадостей, чтобы потом он долго-долго чах и засох совсем. Ты же сам занимался ушу и не веришь в это? Глупо?
— Почему же они тогда Дениса банально ножом в спину, а не со всякой магией? — спросил Шершень.
— Колдовать, это ж долгий процесс, а в этом деле с убийством Дениса быстрота была нужна, — ответил Миша, — слушай, тут еще такой факт любопытный есть… хотя ты откуда звòнишь? Денег-то хватит переговоры оплатить?
— Не бойся, мои переговоры Барин оплачивает, — ответил Шершень.
— А у меня входящие звòнки бесплатно, — усмехнувшись, ответил Миша, — слушай тогда. У этого самого Барина есть сын. И вот влюбился этот представитель «золотой» провинциальной молодежи в простую девушку. Ну, понимаешь, из простой русской семьи — мама учительница, папа плотник. Барин против этого дела воспротивился, а сын ни в какую, женюсь, говорит и все тут! А она еще и забеременела. Тогда Барин сделал вид, что согласен на их отношения, но, мол, ребенок ни кстати, еще надо учится. А потом уж детей заводить. И уговорил сына своего его благоверную на аборт отправить. А там рука хирурга дрогнула и опачки, молодая женщина осталась бесплодная, да еще и с осложнениями. Барин своего сынка быстро собрал и в Москву на учебу отправил. А в столице уже богатую евреечку ему подсунули из семьи по социальному статусу и по национальности подходящей. Та подставная быстро залетела, и про любовь свою провинциальную сынок забыл. А та, которую он бросил и благодаря своей любви изуродовал, не забыла о нем. Ей часто напоминали «добрые» люди. И кончилось все тем, что она в ванной повесилась.
— История печальная, но за это Барина не посадишь — прокомментировал Шершень, — разве только что врачей, которые аборт делали.
— Да, не посадишь, — согласился Миша, — в этой истории и доказательств прямых вовсе нет, все это народная молва, которую Денис просто записал как рассказ. Но есть и факты с доказательствами. Например, запись телефонного разговора Барина с начальником милиции, когда он справляется о смерти какого-то коммерсанта, который им мешал. Так вот его этот Барашко скинул в какую-то трубу, где его размолотило на куски. И об этом прямым текстом он и говорит. Длинный такой звуковой файл получился, я его долго качал. А уж фотографий всяких тут «интересных» просто куча. Барин в бане с девками и с губернатором области! Есть даже одна, где он самолично какому-то человеку из ружья в голову целится! Слушай, он, что ли, дурак совсем, такие фотографии делать и хранить?
— Нет, Миша, он просто обнаглел и ошалел тут от собственной безнаказанности, — ответил Шершень.
— Ну, и дела творятся в провинции, а говорят, что Питер бандитский город, — задумчиво произнес Миша.
И в это время чуткий слух Шершня уловил приближающийся рев вертолетных лопастей.
— Погоди, Миша, я тебе перезвòню, — сказал Шершень и отключился.
Он вгляделся в темноту ночи. Низко над лесом летел, судя по звуку, и приближался вертолет. Его пока не было видно.
— Черт, — ругнулся Шершень, — я же предупреждал их, чтобы не совались сюда. Ну, сами виноваты.
Он рванулся с места и побежал на вертолетную площадку.
В это время в вертолете майор Барашко проводил последний инструктаж перед четырьмя одетыми в бронежилеты и каски милиционерами, среди которых находились со злобно суровыми лицами уже знакомые нам Петров и Стяжкин, которым не терпелось отомстить за свое унижение. Взять матч реванш, если говорить спортивным языком. Барашко тоже напялил на себя бронежилет, а в руках сжимал автомат Калашникова (модернизированный).
— Итак, — начал инструктаж Барашко, — сейчас уже времени четыре часа утра. Наверняка они все спят в доме без задних ног. Мы с вами стремительно садимся на площадку и начинаем атаку, пользуясь замешательством противника.
— Можно вопрос? — поднял руку Стяжкин.
Барашко кивнул.
— А как мы сядем, если так темно. Вдруг мы сядем на лес и убьемся?
— Для тупых объясняю, — продолжил Барашко, — на днище вертолета мы закрепили два прожектора, которыми пилот и осветит предполагаемое место посадки. Мы сядем, выскочим и бегом направляемся к дому. Все они сейчас спят, поэтому быстро не сориентируются. Пленных не брать. Тому, кто убьет этого парня, премия в тысячу рублей гарантирована. Если не дай бог кто-то даже ранит Виктора Исааковича, то того я уволю или посажу.
— А если этот супермен схватит опять Виктора Исааковича, как в отделении и приставит ему пистолет к голове? — спросил назойливый Стяжкин.
— Наша задача этого не допустить! — отчеканил Барашко.
План майора трещал по всем швам из-за незнания им вопросов стратегического планирования, но из-за того, что из шестерых присутствующих никто, включая пилота, никогда и нигде не участвовал в боевых операциях, поэтому всем присутствующим план понравился. Им казалось, что все так и будет, как в кино. Они выскочат из самолета, побегут к дому. А дальше произойдет вот что. Так им казалось.
Глупый Шершень будет отстреливаться из своего пистолета, ни в кого из них не попадет, а они его порвут на куски автоматными очередями. Потом с триумфом они освободят своего хозяина, который в награду за свое освобождение разрешит им трахнуть трех теток, которые будут плакать и умолять о пощаде, а они злостно надругаются над ними и голыми выкинут на снег. Милиционеры подкрепили свою отвагу тем, что раскатали перед вылетом литровую бутылку водки.
— Петров и Стяжкин пойдут первыми, — продолжил инструктаж Барашко, — их задача заключается в том, чтобы закинуть в окна гранаты со слезоточивым газом. Все взяли противогазы?
— Все, — отрапортовали милиционеры.
— Газом мы подавим их сопротивление, — воскликнул Барашко, — потом заскакиваем в дом. Стрелять только по этому парню. Остальные не опасны. Мы с ними позже разберемся.
— А можно потом будет трахнуть эту беременную, которая с ними? — спросил третий милиционер с лицом гоблина. — Она мне со школы нравилась, но внимания не обращала на меня. Вся деловая была, такая, сука!
— Можешь трахнуть хоть их папу, все равно им подыхать, — захохотал Барашко, — потом трупы в вертолет и скинем где-нибудь над лесом. К весне их звери сожрут и костей не оставят.
Подонки в форме захохотали, а Петров вспомнил, как они год назад топили в «хвостах» предпринимателя, который поссорился с Барином и назвал его нехорошим словом.
— Помните, это я придумал ему ноги цементом залить, — сказал Петров, — я видел в кино это дело. Он медленно тонул, хватило времени подумать.
— Давно мы так не веселились, — воспрянул четвертый милиционер, до этого сурово молчавший.
— Сейчас повеселитесь, — сказал Барашко, открывая дверь вертолета, — приготовьтесь, уже садимся!
Милиционеры обхватили своими не мозолистыми руками приклады автоматов, а пилот включил прожектора под днищем. Он был хорошим пилотом, иначе бы Барин не взял его на работу. Вертолет даже в полной темноте завис прямо над вертолетной площадкой и быстро пошел вниз. Нездоровое оживление охватило нестройные ряды «десантников», адренолин хлынул в их неблагородную кровь.
Вертолет опускался, и в это время что-то подозрительное мелькнуло и смутило натренированный взгляд пилота. Но что он так и не смог понять, потому что вертолет резко пошел носом вниз, лопасть черпнула снег, вторая врезалась в землю, вертолет крутануло со страшной силой и бросило на землю. Хвост отвалился, загорелся и через секунду раздался страшный взрыв, разбросавший осколки вертолета на много метров вокруг. В доме вылетело пара стекол.
— На землю, — скомандовал Шершень, стоящим у крыльца Лизе, ее маме, Тане и отцу.
Все, кроме Тани, упали и закрыли головы руками. Беременную Таню Шершень прикрыл своим телом. Но, к счастью, никакие осколки вертолета не достигли того места, где они стояли.
— Какой ужас! — испуганно сказала мама Лизы, поднимаясь с земли.
— Класс, взорвался, как в кино! — воскликнула Лиза.
— Дочка, там же люди, наверное, погибли, — покачала головой мама, — никакого сострадания.
— А кому мне сострадать, мама? — спросила Лиза. — Бандитам? Ты что не понимаешь, что они летели, чтобы нас убить!