В зарешеченное окно кладовочки изнутри забарабанил Барин.
— Что такое, — закричал он, расплющив нос по стеклу, — что это взорвалось?
— Это салют, — ответил Шершень, — уберись внутрь!
Барин повиновался. Видимо, его пронзил с ног до головы ужасный шок, потому что он понял что это был никакой не фейрверк…
— Как ты сделал, что вертолет упал? — спросила удивленная Лиза, отряхивая снег со штанов.
— Ничего я не делал, — ответил Шершень, — просто пилот не справился с управлением.
— Не ври, я видела, что ты ползал там по стойкам вертолетной площадки и что-то прицеплял, — твердо потребовала объяснений Лиза.
— Ладно, расскажу, раз уж ты все видела, — объяснил Шершень, — я привязал между стойками освещения металлический трос, они его зацепили хвостом, когда садились.
— Умно, — кивнула Лиза, — сам придумал?
— В журнале «Юный техник» прочитал, — ответил Шершень, — идите-ка лучше все в дом, а я пойду посмотрю, кто там к нам летел.
— Может быть, это были спасатели? — спросила мама Лизы.
— Мама, — откликнулась Лиза, — какие спасатели, у нас в округе был только один этот вертолет, а спасателей никаких вообще нет!
— Лиза, права, — ответил Шершень, — когда они летели сюда, то думали, что мы уже спим, хотели напасть неожиданно.
— А я и не слышал, что вертолет прилетел, — сказал отец, — так замотался за день, что уснул, как убитый.
— Если бы мы все спали, то и не услышали бы, — ответил Шершень, — а когда услышали бы, то пока очухались, возможно, было бы уже поздно что-то предпринимать.
Все, кроме Шершня пошли в дом, а Шершень направился на вертолетную площадку. Барин снова забарабанил изнутри в дверь кладовки.
— Мой вертолет! — заорал он. — Мой вертолет взорвался! Как взорвался мой вертолет?
Никто не ответил Барину, хотя все проходили мимо двери в кладовку. Шершень же, заранее включив свет на вертолетной площадке, осторожно подошел к горящим останкам вертолета. Картина была ужасной. Искореженный металл сильно горел, потому что вертолет был заправлен полным баком, бак взорвался, разбрызгав горючее вокруг. Горел даже снег. Подойти ближе, чем на десять метров Шершень не решился. Недалеко от себя он заметил лежащее навзничь тело и направился к нему.
Через минут двадцать он вернулся в дом, неся в руках автомат Калашникова. Никто из присутствующих снова не лег спать, все его ждали. Шершень поставил автомат рядом с собой, сел в кресло и сказал:
— Это автомат начальника милиции.
После паузы добавил:
— Покойного. Видимо он вылетел в открытую дверь вертолета, когда тот зацепился лопастью за землю, поэтому один и оказался снаружи.
— Ужас! Ужас! — покачала головой мама Лизы. — Какая ужасная смерть!
— Они экипировались, как на войну, — сказал Шершень, — начальник милиции был в каске, в бронежилете, с автоматом, как видите. От всех остальных, кто был в вертолете, остались только угольки, они все сгорели. Но пока не посчитать, сколько их было, вертолет еще сильно горит, не подойти. Теперь на площадку никакому геликоптеру пока больше не сесть. Да, и вертолетов больше нет в округе, как Лиза говорит, которая у нас все знает.
— А чего ты иронизируешь, — возмущенно спросила Лиза, — я, и правда, знаю, что больше вертолетов в округе нет. По крайней мере, я не видела. Всегда только этот везде летал.
— Я верю тебе, Лиза, — сказал Шершень, — даже если бы и был еще какой-то воздушный транспорт, то все равно сесть сюда он бы не смог, потому что, как я говорил, площадка завалена. А вот как мы сами будем выбираться отсюда, я пока не знаю.
— Сюда еще можно на вездеходе добраться, — сказал отец Лизы, — и просека для этого дела специальная есть. Ведь это только Барин сюда на вертолете летал, а простые смертные по земле сюда обычно ездят.
— Ага, — сказал Шершень, — новые тайны открываются, стало быть, можно еще гостей ждать. Которые на вездеходе приедут.
— Можно, — кивнул отец, — только вряд ли они ночью поедут, выедут с утра, ехать долго, почти весь день, так что пока бояться нечего.
— А откуда вы все это знаете? — спросил Шершень.
— Мы с мужиками на этом самом вездеходе как-то года три назад ездили на рыбалку, — ответил отец, — скинулись на бензин, заплатили водителю и поехали. Рыбачили вниз по реке недалеко отсюда.
— Полезные познания, — согласился Шершень.
— Да, — согласился отец Лизы, — никогда не знаешь, что в жизни пригодиться может.
— Надо поискать эту просеку, — сказал Шершень, — скорее всего займусь, когда рассветет…
— Ты поспи пока, — предложил Шершню отец Лизы, — а я подежурю. Утром поищем дорогу, откуда к нам «гости» на вездеходе появиться могут.
12
В это же время в городе сидел в своем офисе над телефоном рассерженный донельзя Глушитель. Он только что порожняком вернулся со своей дачи. Там никакой кассеты с его предательским монологом в почтовом ящике ворот не оказалось. Он перерыл весь песок в пожарной коробке, облазил вокруг ворот раз десять и ничего не нашел. Поиски усложнялись тем, что же уже сказывались последствия принудительного купания в холодной воде — появилась боль в груди, и сухой кашель сотрясал мощное тело Глушителя.
Просидевший почти шесть часов в бане с девками директор универмага при освобождении вид имел жалкий. Запертые в бане, от нечего делать проститутки терзали пушистый петушок Ивана Израилевича, который никак не хотел «кукарекать» и затерзали его до того, что он стал похож на увядший стручок гороха. Ивана Израилевича ждала дома жена Соня и при появлении дома один из «отцов города» был жестоко избит. Когда же Соня увидела состояние его «петушка», то схватилась за ножницы и только случайность спасла неудачливого «Дон Жуана» от преждевременной кастрации.
Итак, прошло еще какое-то время, Глушитель в нетерпении сидел над телефоном, и понуро ждал звòнка от майора Барашко, который отправился на вертолете на опасную операцию. Глушитель напрасно ждал как начальник милиции рассказал бы ему о быстрой и легкой победе над похитителями и избавлении Барина. Судя по времени, операция должна была завершиться уже давно полным триумфом до зубов вооруженных милиционеров и освобождением хозяина. Но звòнка все не было, и не было, и от этого Глушитель приходил в ярость и, то и дело бил кулаком по полированному столу.
В офисе, кроме Глушителя находились еще все его «бультерьеры» — больной Пистон, который тоже кашлял и потирал поврежденное ребро, надеясь в дальнейшем на поблажки в несении службы. Но он был наказан за предательство и поэтому поблажек ему никто не обещал. Хмурый Тамерлан сидел на диване, чистил ножом желтые ногти и громко сопел. Каратель в коридоре наносил удары стене, представляя, что это Шершень и приговаривал про себя, чтобы никто не слышал:
— Что, сука, получил! Думаешь ты крутой? А вот этот удар как тебе? А падла, не ждал этого приема? Получай! Получай!
В мечтах Карателя Шершень корчился от боли и просил о пощаде, но бандит не щадил его и в результате отбил кусок штукатурки от стены и чуть не сломал себе руку.
Глыба уже давно засел в туалете и, громко пукая, то и дело шуршал газетой. Из всех присутствующих он изредка читал какие-то периодические издания, хотя бы не в библиотеке, а в туалете, но все-таки читал и этим вызывал насмешки своих корешей, которые принципиально никогда и ничего в своей жизни не читали. Они со школьных лет считали постыдными любые знания. А тех, кто читал или учился в институте, называли «ботаниками» и относились к таким людям с нескрываемым пренебрежением.
И было с чего. Любой работяга, даже с самой низкой квалификацией, получал в зарплату больше, чем какой-нибудь заучка с высшим образование, например, врач или учитель. И стоило ли тогда корячиться, не спать ночами, писать конспекты. Кроме того, в любом научном споре тот же Глыба всегда одерживал верх. Например, кто-нибудь из «ботаников» скажет:
— Сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы!
А Глыба ему в ответ:
— Нет, не равна.
Тот давай что-то на листке чертить, доказывать свою правоту, а Глыба возьмет «ботаника» за шкирку, потрясет и умник соглашается, что, мол, и правда, не равна сумма квадратов катете квадрату гипотенузы. Вот и весь научный подход. Глыба со смаком отосрался и вытащился из туалета, наполнив коридор нестерпимой вонью.