— Разрешите вопрос? — вытянулся в струнку Поторописька.
— Говори побыстрее, — приказал Козловский.
— Разрешите перед тем как теток завалить, использовать их по назначению!
— Действуй, как тебе покажется нужным, — разрешил Козловский, — только чтобы никаких трупов не осталось, все сжечь! Будете ждать вертолет возле опушки леса у реки минут через сорок. Хватит сорок минут?
— Ебстественно! (редактору — это не исправлять, новое словообразование) — отчеканил Поторописька.
— Выполняй! — приказал майор.
Поторописька заметался со скоростью ветра, а Барин и Козловский в это время побежали к вертолету. Оставшийся в салоне спецназовец скинул им веревочную лестницу, по которой сначала Барин, за ним майор, а потом еще один боец взобрались в салон. Вертолет медленно развернулся, поднялся в воздухе и взял курс в сторону города.
16
В это время на даче Барина капитан Поторописька отдавал своим отважным воинам четкие и немногословные указания.
— Вы двое в баню, — приказал он безмолвным людям в масках, — перекройте двери и ничего не предпринимайте, ждите нас всех, развлечемся. А вы двое быстро наверх, где спит этот алкаш, расстреляйте его и второго, и назад. Когда вы начнете палить наверху, мы тут же и этих двух в жопу раненых в зале приговорим. Потом в баню, веселится.
Перспектива «повеселится» вызвала оживление в рядах бойцов. Двое, среди которых был и тот, «негр», что помогал Шершню подниматься наверх, профессионально без скрипа взошли по лестнице и заглянули в приоткрытую дверь. В комнате ничего не изменилось. Мирно спал в обнимку с бутылкой пожилой дядька, а, закутавшись в одеяло с головой, в кровати лежал Шершень.
Оба спецназовца безмолвно переглянулись, кивнули друг другу, безмолвно шагнули за порог, вскинули автоматы и начали беспрерывно палить из своих орудий! Пух, перья, пыль сразу после первых выстрелов полетели в воздух и повисли густой пеленой. Спецназовцы выпустили по целому рожку, чтобы уж наверняка завалить обоих спящих в пьяном угаре. Когда патроны закончились, они, отмахиваясь от белого пуха в воздухе, пошли посмотреть на искореженные трупы.
— Негром меня называл, сука, — приближаясь к Шершню, сказал тот, что стрелял по кровати, — сам теперь фарш.
Он откинул одеяло и, к великому своему удивлению, увидел на кровати не окровавленный труп, а аккуратно свернутый продырявленный пулями ковер, картинно обложенный подушками. Похоже было, что их надули.
— Это… ты че… — гавкнул огорошенный спецназовец.
И в это время сзади послышалось легкое посвистывание, скрипнула дверь стенного шкафа, оба бойца одновременно оглянулись, а руки их скользнули на пояс за запасными рожками для автомата. Но было поздно!
Шершень из открытого шкафа, где он затаился, выпустил длинную очередь по ногам спецназовцев, прицельно раздробив обоим коленные чашечки. Бойцы одновременно рухнули на пол лицом вниз и завыли. Шершень ловко выпрыгнул из своего укрытия и отобрал у поверженных противников запасные рожки для автомата. Им все равно было не до них, потому что простреленная коленная чашечка это такая боль, сравнимая только с ударом веслом по яйцам. Женщинам этого не понять!
Шершень оглянулся на изрешеченного пулями покойного начальника милиции Барашко, который временно исполнял роль отца Лизы и которого Шершень притащил с улицы и уложил в кресло в обнимку с бутылкой водки. Бедный милицейский начальник, ему пришлось умирать сегодня два раза за вечер! Один раз когда падал из вертолета, а второй раз вот так под пулями, как герою.
Шершень оставил поверженных противников на полу и крадучись вышел в коридор. Он был трезв, как стекло. Ему, правда, пришлось выпить для запаха грамм пятьдесят водки, но разве это доза для настоящего мужчины? Все-таки интуиция его не подвела и у этих парней были совсем другие намерения, несопоставимые с теми, чтобы им помочь!
Грохот автоматных очередей разбудил мирно спящих Глушителя и Пистона. Продрав глаза, они увидели нацеленные на них рожки автоматов. Ни тот, ни другой, не успели сказать даже «А!», как свинцовый огонь превратил их внутренности в беспорядочный кровавый хаос.
Автоматные очереди, раскраивая на части, подкидывали их слабые тела. И какими они все-таки не были бы жестокими подонками, но все же не до такой степени гадкими, чтобы безжалостно расстреливать их в упор. Последние два выстрела пришлись и Глушителю, и Пистону в лоб, после чего их отрешенные лица стали напоминать праздничную раскраску индийских махараджей.
Капитан Поторописька безразлично смотрел на расправу над помощниками Барина, засунув руки в карманы. Он сразу даже не понял, почему это вдруг два его бойца, которые эту расправу производили, внезапно упали на пол с простреленными ногами. Капитан едва успел взглянуть в сторону лестницы, как вдруг сильный удар кулаком в нос откинул его к стене.
Шершень походкой пумы проскользнул к раненым им спецназовцам, отобрал у них автоматы и, разбив стекло в окне, выбросил оба оружия на улицу. Один из бойцов — стальной характер, попытался даже раненый оказать сопротивление, за что был отправлен в нокаут ударом ноги. Голова его мотнулась, нос сморкнулся кровью и спецназовец захолонул. Второй боец не пытался сопротивляться, он был тяжело ранен и только хрюкал, дергаясь в конвульсиях.
В это время процентов на двадцать очнулся от удара капитан Поторописька. Он пытался встать, а его рука безуспешно тщилась достать из кобуры пистолет. Пока он проделывал эти манипуляции, Шершень преодолел расстояние, которое их разделяло и попытался прикладом автомата вывести из разумного состояния бравого капитана.
Но не тут-то было! Капитан оказался ловким малым и увернулся от удара. Через секунду капитан уже изготовился к бою и окончательно пришел в себя. После первых его попыток ударить, Шершень узнал стандартную школу боя морских пехотинцев. В исполнении капитана она не отличалась импровизациями и была проста, как до мажорная гамма. Поэтому Шершень заранее предугадывал все, что мог сделать дальше командир поверженных бойцов.
Вследствие этого поединок закончился быстрее, чем могли бы ожидать инструктора по рукопашному бою, которые когда-то обучали капитана. Они бы заплакали скупыми мужскими слезами, увидев, как бездарно и нелепо машет руками их ученик по сравнению с точными и выверенными движениями его противника. И вот когда после серии всепроницающих ударов Шершня Поторописька рухнул на колени, то немедленно победитель врезал побежденному по шее для того, чтобы стерилизовать капитана от дальнейшей чрезмерной подвижности.
И тут раздался взрыв со стороны бани. Вернее можно было бы уже сказать так — раздался взрыв, который в щепки разнес баню. А произошло это так. Два похотливых бойца подбежали к деревянному строению в ожидании вкусить обнаженных женских тел и бесшумно проникли сначала в предбанник. Там они прислушались — в бане было очень тихо. Тогда бойцы осторожно отворили следующую дверь и оказались в погруженной в темноту комнате для отдыха. Из мыльной доносился шум льющейся на пол воды.
— Хм, хм, — подавил сластолюбивый смешок один из бойцов.
Второй стал шарить по стене в поисках рубильника, включающего свет. Наконец он нащупал его и дернул вниз. Свет залил чистую комнату в которой то тут, то там валялись женские вещи. Одновременно включился магнитофон, из которого зазвучала веселая дурацкая песня и микроволновка в которой в свою очередь немедленно завертелись какие-то продолговатые предметы, похожие на куски мыла. Тот что включил свет обратил внимание, что его товарищ уже чрезмерно возбужден и тяжело дышит. Он широкими шагами подошел к двери в мыльную и ударом ноги распахнул ее.
— Тут никого нет, — завопил он так, что можно было подумать, что это ревет слон, которому случайно прищемили в дупле хобот.
Его товарищ в это время заглядывал в микроволновку, пытаясь угадать, что же это за предметы нагреваются в ее чреве?
— Ах, еб твою мать! — только и успел крикнуть он, прочитав надпись на этикетке.
Это означало: «Какой придурок засунул внутрь микроволновки взрывчатку? Она же сейчас взорвется!». Следующим его движением была попытка выключить адскую машину, но: «Пусечки!!!», она успела таки взорваться раньше.