— Я не пойму, почему этому Барину не навести порядок в своем городе, — спросил Шершень, — ему-то какой прок оттого, что у вас тут, как в Гарлеме.
— А чтобы все боялись, — ответила Лиза, — Барин говорит, что у меня, мол, это быдло и за сто рублей в месяц пахать будет, потому что деться им некуда! А сам жадный, за копейку удавится, кровь сосет из народа, типичный капиталист по Марксу.
— Ты и Маркса читала? — спросил Шершень.
— Я много читаю, — ответила Лиза, — потому, что хочу вырваться отсюда, а чтобы где-то приткнуться, надо многое знать и уметь.
— Погоди, — не понял Шершень, — Барин, Барином, а Денис-то тут при чем?
— Вот, я и говорю, — продолжила Лиза, — Денис работал у Барина юристом, а поскольку парень был толковый, то двигался по служебной лестнице вверх быстро. И вот в один момент, не знаю как, получил он доступ к документам, которые Барин сильно прятал. Но эти факты, которые Денис случайно раскопал, были совсем маленькой частью того «айсберга», который был скрыт от посторонних глаз. И Денис из интереса стал дальше копать. Почти два года медленно, по крупицам он собирал материал на Барина. Там, я тебе скажу, такое открылось!
Лиза перешла на шепот и наклонилась поближе к Шершню.
— Оказалось, что прежнего директора сам Барин убрал. Подстроил всю эту автокатастрофу, чтобы самому в его кресло сесть. А еще был у нас тут в городе один мелкий Аль Капоне. Так, ларечников данью облагал, магазины, терки уголовные разбирал. И в один из вечеров его застрелили в родном подъезде. Наглухо. А потом Барин своего «уголовного» ручного авторитета поставил над городом. Так, дешевку, отморозка Степу Глушителя. Ой, всего не перескажешь!
— Ты пока вкратце, — предложил Шершень, — а детали потом.
— Так вот, — продолжила Лиза, — Денис материал накопал, что вся грязь в городе это дело рук нашего Барина. Как Дениска умудрился все это «нарыть», не знаю. Но Барин ему доверял, поэтому и не боялся. А, честно говоря, Барин просто охамел от безнаказанности своей и уже не видит теперь, что или кто его может остановить в его поганских делах. Кроме того, он тогда, давно при «прихватизации» купил всего тридцать пять процентов акций, а ему нужен был полный контроль над предприятием. А прежний директор много акций распределил между теми, кто на предприятии тогда работал согласно трудового стажа. Много было у народа акций на руках. Так как Барин со своими «псами» из людей эти акции выбивал, чтобы одному всем владеть, ты бы знал! «Бультерьеры» его народ просто нагло, без стеснения народ прямо у них дома избивали…
— Какие «бультерьеры», кто это? — поинтересовался Шершень.
— Булики-то? — переспросила Лиза. — Это банда молодчиков Барина. Ну, для постороннего человека в нашем городе может показаться, что они как бы сами по себе безобразничают — дерутся, деньги отбирают. У них, как бы, крестный отец есть. Степа Глушитель, кличка у него такая, он шестерка Барина. На самом деле «бультерьерами», конечно, руководит Барин. Это его боевики и они в дело вступают, когда это интересов Барина касается. Мало ли какой рабочий или мастер возмутится, что платят мало или говорить будет по комбинату лишнее. Булики тут как тут. Надают по башке и забудешь как маму звали. Вырастил их Барин из шушеры подъездной, такой, как Сопля и Гантеля. Эти двое подрастут, и тоже пойдут в «бультерьеры». А чего бы им туда не пойти? Образования не нужно, работа не пыльная по кабакам, да по барам отираться. Да, и Барин им платит поболее, чем любому горному мастеру. Вот они и обнаглели.
— Хорошо бы на них посмотреть, — сказал Шершень.
— А чего на них смотреть? — пожала плечами Лиза, — дебилы как дебилы, ничего особенного. Конечно, обо всех бесчинствах Барина люди в городе знают, только говорить боятся. Да и чего зря языками чесать, ведь доказательств нет. Все слухи и сплетни! Пропадет какой-нибудь предприниматель, народ неделю это событие муссирует в кулуарах, предают из уст в уста, что, мол, Степа Глушитель его порешил по приказу Барина.
— Ну и жаргон у тебя, Лиза, — покачал головой Шершень, — «порешил», «замочил наглухо». Ты же интеллигентная девушка, а так выражаешься.
— У нас иначе нельзя, — ответила Лиза, — надо этим жаргоном владеть, чтобы с той же шпаной разговаривать. Так вот, случится что-нибудь в городе, люди говорят, говорят про это, а доказательств прямых нет. И забывают через неделю. И вот до всех этих тайн, покрытых мраком, Денис докопался. Столько информации наскреб, около тридцати мегабайт все это дело занимало. Там и документы текстовые, и фотографии, и даже звуковые файлы. Денис так увлекся, что Барина пару раз даже на пленку записал, когда тот возьми, да и ляпни чего-нибудь.
— А вы всей семьей об этом знали, — подсказал Шершень.
— Нет, не знали, — замотала головой Лиза, — мы никто не знали. Знала только Таня. Он ей доверял, она у нас молчунья. А когда его убили, она так плакала, плакала и все нам рассказала. Так что знают об этом только я, мама, папа и Таня. И теперь еще ты.
— И те, кто его убил, тоже знают, — добавил Шершень, — а где он хранил всю эту информацию?
— Хранил в своем ноутбуке, — ответила Лиза, — в электронном виде. А когда его убили, ноутбук исчез. Казалось бы, зачем ноутбук алкашу, который его зарезал?
— Продать, — предположил Шершень.
— Тогда бы ноутбук быстро нашли, — ответила Лиза, — ну, подумай, кому нужен ноутбук в этом городе? Здесь все, что воруется, азербайджанцы скупают. Поэтому найти все ворованное проще простого, было бы желание. Но его не нашли! А после убийства, на другой день, нас никого дома не было. Так дверь в квартиру выбили и перерыли все вверх дном. Искали не оставил ли он где-нибудь еще какие-нибудь документы. От этого у нас вся квартира переломана и мебель. Помнишь, я тебе говорила, что потом объясню почему. Вот поэтому. Кто-то тут у нас хорошо порылся. Искали компакт диск с информацией.
— И что, нашли?
— Я откуда знаю, нашли или нет, — пожала плечами Лиза, — нам тогда Таня еще ничего не рассказала. Так страшно было тогда! Если бы даже что-то и оставалось бы, то мы бы сами отдали, потому что эти гады ни перед чем не остановятся!
— Если ты говоришь, что Таня вам все после смерти Дениса рассказала, — спросил Шершень, — то почему твой отец еще при жизни просил его не лезть в комбинатовские передряги.
— А потому что Денис перед самой смертью часто стал хвастаться, угрожать, что скоро он разоблачит всю эту шайку, — ответила Лиза, — вечерами дома частенько критиковал Барина и всех его приспешников. Батя обычно спорил с ним, а что батя может знать, он обычный работяга. А Денис ему доказывал, что и зарплата у них воруется, и обманывают их. А батя, словно святой. Денис очень неосторожен стал на язык последнее время.
— Видимо где-то еще сболтнул кроме дома, — предположил Шершень.
— Может быть, — согласилась Лиза, — а может, и следили за ним. Он же сидел в архивах, копался в документах, которые к его работе юриста никак не подходили. А у Барина сто рук тысяча ушей. Теперь уже не восстановить, как все было.
— А может быть, попробовать? — предложил Шершень.
— Ага, чтобы и нас с тобой нашли в парке с ножами в спинах, — ответила Лиза, — нет уж, как-нибудь без меня!
В это время дверь на кухню медленно приоткрылась и заглянула мама Лизы.
— Пора спать, ребята, — сказала она, — завтра выходной, суббота, завтра и поболтаете. А теперь давайте-ка спать.
Шершень и Лиза спорить с хозяйкой дома не стали. Лиза ушла спать к сестре, а Шершень пошел в комнату девушки. Как он и ожидал, комната, само собой разумеется, была оклеена плакатами разнообразных молодежных групп, преимущественно революционно роковых. Был и один плакат Филиппа Киркорова, который использовался, судя по дырам на лице, как мишень для игры в дартс или метания перочинного ножика. На столе валом были навалены книги самой разнообразной тематики, но внимание Шершня привлекла явно местного выпуска газетенка под названием «Комбинатовский рабочий».