Среди загустевшего лесного пейзажа мы рассмотрели движение. Нам показался человек. Он медленно приближался, но не вызывал опасения. Это было похоже на образ мужчины, аккуратно бродившего по лесу, боясь нарушить полуночную тишину. Он был в потертых штанах и куртке нараспашку, будто у потрепанного профессией рыбака. На ухоженном лице у него была грусть.
- Доброй ночи, - обратилась Саша. - Мы убежали из города и возвращаемся домой.
Человек молчал и нервно смотрел по сторонам. Потом он задумчиво оглянулся и с улыбкой на печальном лице показал нам рукой нужный путь.
- Да, мы знаем дорогу. Спасибо Вам.
Загадочный незнакомец жестом руки позвал нас за собой, превратившись в лесного штурмана. Он продолжал молчать. Скорее всего, он был местным охотником, рыбаком или егерем. Он уверенно шел по тропинкам, будто всю ночь он искал нас для того, чтобы сопроводить по дороге домой.
Мы снова услышали выстрелы.
- Война. Все стреляют.
- И все очень злые.
- Иногда такое происходит. Страшно, когда люди об этом узнают.
- Страшно однажды проснуться злым человеком.
Мы продолжали свой путь сквозь тернистые заросли леса. Охотник внес в нашу компанию монотонное молчание, которое все боялись нарушить. Возможно, мы не хотели разговаривать, потому что это не имело смысла. Иногда слова не могут передать полноты чувств. Слов всегда мало, когда искренность переполняет душу не находя выхода и, в конце концов, глушит себя молчанием.
Саша была общительной и умела найти ключик к сердцу любого человека. Не знаю, в чем был ее секрет, или просто девушки умеют вносить оживление и бодрость в любую ситуацию, но она этим часто пользовалась. Когда с вами разговаривает прекрасная девушка, трудно найти слова, но еще труднее, совсем не отвечать ей.
- Ты веришь в волшебство?
- В моем возрасте это непозволительная роскошь, - шуточно ответил я.
- Хорошие поступки можно совершать в любом возрасте.
- И нужно. Но причем здесь волшебство?
- Когда человек, увидев тебя, искренне улыбается, разве это не волшебство?
- Допустим.
- Когда ты чувствуешь себя счастливым только оттого, что другой человек счастлив, разве это не волшебство?
- Оно самое.
- Когда у человека хватает силы духа для того, чтобы в свой самый плохой день продолжать творить добро, разве это не волшебство?
- Ты хороший друг, я всегда это знал.
- Не забывай о том, что она любит читать Льва Толстого, - подметил Пух.
- Поэтому волшебство в наших поступках. Оно не летает в воздухе и не хранится на страницах детских книг, - подытожила Саша.
- Очень странно слышать такое от ребенка, - Пух засмеялся.
- Я не считаю себя взрослой, как многие сверстники.
- Детство быстро уходит.
- Счастливый человек всю жизнь хранит в своем сердце ребенка.
Потом Саша вспоминала мою историю, которая случилась, когда я выступал в школьном оркестре. Тогда я так увлекся игрой на контрабасе, что продолжал играть несколько секунд после завершения выступления. Она всегда слегка приукрашала события, но в целом нить повествования была верна, и я не стал перебивать ее, хоть и сильно краснел во время рассказа. Стыдился ли я самого себя? Наверное, мне слишком было приятно то, что она рассказывала обо мне. И если бы не звездная ночь, которая сохранила мой секрет, то мои щеки могли бы сгореть дотла, если бы Саша взглянула на меня.
Я заметил утомленного рядом Пуха, и предложил ему помощь на счет рюкзака. И мимолетом вспомнил его историю, когда он ходил в музыкальную школу и учился играть на фортепиано.
- Пух, а помнишь, как ты разволновался на концерте?
- Ну, это совсем скучная история.
- Почему же?
- Сыграл он тогда здорово, - поддержала Саша, - Если не ошибаюсь, это был Бах.
- Да, соль мажор, менуэт.
- Ты тогда был так взволнован, что отправил поклон не в том месте концерта.
- А потом вспомнил, что еще нужно играть! - засмеялся Пух.
- Станиславовна была очень рада. Тебе под силу поднять настроение даже такой злюке, как она.
- Воистину волшебник!
- Для меня оркестр был чем-то воодушевляющим, но только, когда мы были вместе. Сам по себе я не очень-то хороший музыкант.
- Хороший, он стесняется.
- Я бы не отказался сейчас сыграть на своем затертом нотами пианино, - сказал Пух.
Мне казалось, что охотник был скромным человеком. Он таинственно скрывал свое молчание, аккуратно совершал каждый шаг, будто мы его покинем, не будем с ним продолжать путь, если он посмеет что-нибудь сказать или сухие ветки захрустят у него под ногами. У меня не было сомнений насчет него. Глубоко в душе спрятанная грусть располагала к себе, и мне очень хотелось узнать о нем хоть что-нибудь. Но я не мог винить его в молчаливости, потому что человек имеет право хранить свои тайны. Его молчание имело свои собственные причины, и нам необязательно было знать о них.