Пух стоял на песочной дороге, наблюдая за падавшими замертво солдатами. Они больше не могли идти, и, обессиленные и брошенные, падали, словно смерть наступала им на пятки и, наконец, добралась до сердец. На горизонте мне казались образы судей, которые машут руками и требуют от солдат продолжить путь.
- Внушала нам стволов ревущих сталь, что нам уже не числиться в потерях. И, кроясь дымкой, он уходит вдаль, заполненный товарищами берег, - шептал под нос стихи Пух.
Справа от отряда, за деревьями, прятался священник, что-то сжимая в своих ладошках.
- Выходи! Не прячься за нашими жизнями! - прокричал Пух.
- Я не хотел, не хотел этого! - священник упал на колени, из ладошек посыпались монеты.
Судьи продолжали махать руками, но никто из уцелевших солдат уже не хотел идти навстречу рассвету. Солдаты взяли под руки священника, и медленно ушли в тень деревьев, пуская скупые мужские слезы и с печалью в глазах оборачиваясь назад. Силуэты судей потихоньку исчезали, а солнце поднималось все выше и выше.
Пух положил мне голову на плечо. Мы стояли одни на опушке леса, чувствуя изнеможённость и разрываясь от бессмыслицы.
- Что ты видишь? - спросил Пух.
- Пустоту.
- А если закрыть глаза и вспомнить что-нибудь хорошее?
- Я закрываю глаза и вижу зеленые поля, деревню, дом, наших родителей.
- Что еще?
- Воздух овевает солнечные образы, которые мириадами плывут сквозь картину вдохновения.
- Никто не заслуживает плохой жизни.
- Никто не должен знать о том, что такое плохая жизнь.
Иногда подобный опыт может оказаться сродни драгоценности, которая выпала вашей судьбе. Пережив невероятные события, которые потрясают количеством впитанной в себя злости, понимаешь, что подобного нельзя возжелать. Человеческая воля способна перебороть любое происшествие, но стремится к одному - любить и быть любимой, чего и заслуживает.
- Мы вернулись домой? Туда, где наша семья? - спросил Пух.
- Конечно, вернулись, к родным и близким, к самым прекрасным людям, которые навсегда поселились в наших сердцах.
- Как это было?
- Рассвет встретил нас около моего дома, который находился на опушке леса. За ним - тихая и размеренная жизнь ожидающего счастья города. Переполненные радости мы бежали скорее к дому.
- Где же твоя любовь?
- Я обнял ее, она смеялась как в детстве, которое потихоньку нас покидало. Она запрыгнула ко мне на плечи, и я бежал, восторженный и окрыленный, не понятно почему, не скрывая своих чувств. Мы все еще были детьми. Мы умели радоваться и веселиться, потому что внутренний ребенок требовал только хороших эмоций.
- А что в доме?
- В доме нас встретили родные души. Под звуки «Токкаты ре минор» я пробежался по коридору, надеясь встретить еще одно знакомое лицо. Ты сидел за фортепиано, покачиваясь и улыбаясь, будто замышлял что-то веселое.
- Это я умею. - Пух улыбнулся сквозь слезы.
- Ты был все такой же загадочный и молчаливый, будто не было путешествия в лесу, не было охотника и брошенных на произвол судьбы молодых ребят. И, самое главное, не было войны, которая казалась нам призрачным блюстителем детства, эхом раздающимся где-то вдалеке.
- Люблю тебя, друг.
Я обнял его, пока рассвет пробирался тенью сквозь чащу леса. Солнце светило как никогда, и нам оставалось открыть свои объятия ему навстречу, и забыть мимолетные облики небытия, которые иллюзиями снисходили в наше детство, словно Бог опускался на землю.