Такие озера, из которых местами выглядывают вершины затопленных деревьев, усеяны островками, то есть высокими плоскогорьями, так называемыми столовыми горами. Население деревень и гасиенд, расположенных на этих безопасных высотах, спокойно остается на месте, предварительно запасшись всем необходимым для своего существования. По самим озерам по вечерам шныряют во всех направлениях разукрашенные флагами всевозможные лодки и барки. В этих судах катается нарядная, веселая молодежь, оглашающая окрестности смехом, музыкою и пением.
На одной из таких высот стояла и гасиенда дона Мариано де Сильва, Лас-Пальмас. Это была обширная, богатая, образцово устроенная усадьба, обведенная довольно высокой белой каменной оградой.
Господский дом своим фасадом с множеством окон, защищенных красивыми зелеными жалюзи-ставнями, смотрел на равнину, раскидывавшуюся во все стороны. С равнины на гору вела широкая и отлогая, хорошо утрамбованная дорога, также замкнутая с обеих сторон белой каменной оградой. Сверху эта дорога упиралась в монументальные ворота, а внизу — в другие, более легкие, но двойные, которые вели во внутренний двор гасиенды. Вообще вся усадьба представляла собою настоящую крепость, которая, в случае надобности, могла выдержать какую угодно осаду. К гасиенде примыкали обширные плодоносные земли и леса.
В одной из богато убранных комнат второго этажа гасиенды одевались к ужину обе хозяйские дочери: восемнадцатилетняя Гертруда и шестнадцатилетняя Марианита. Обе девушки были одарены той исключительной красотою, которою отличаются креолки, и их недаром называли лас-пальмасскими сильфидами.
Приколов к лифу палевого платья ярко-красный бант и этим довершив свой туалет, Марианита подошла к открытому окну и стала смотреть на равнину, между тем как ее старшая сестра, покрытая, точно мантией, своими только что распущенными длинными, густыми черными волосами, полулежала в легком плетеном кресле, ожидая, когда волосы «отдохнут» и их можно будет укладывать под гребенки.
— Все еще никого не видно: ни дона Фернандо, ни дона Рафаэля, между тем скоро уже будет совсем темно! — досадливым тоном проговорила Марианита. Кажется, я совсем напрасно так вырядилась.
— Не горюй, твой Фернандо наверное не замедлит приехать, — утешала старшая сестра младшую.
— Ты говоришь это так спокойно потому, что не ожидаешь жениха, как ожидаю я! — с живостью возразила Марианита. — Ты, должно быть, и понятия не имеешь о том, что значит любить? Я от ожидания готова прийти в полное отчаяние, а ты ведешь себя точно деревянная кукла и даже не спешишь одеваться. Хороша невеста!.. Ах, вот, наконец, и всадник! — быстро перешла она на другой тон и указала рукой в окно.
— А на какой он лошади? — спросила Гертруда, в больших темных глазах которой мелькнул огонек.
— Увы! Этот всадник не на лошади, а на муле! — разочарованно воскликнула Марианита. — Да, это не красивый рыцарь, который разогнал бы нашу скуку, а какой-то священник… Впрочем, был же у нас недавно молодой падре. Он не хуже кого другого играл на мандолине и красиво пел разные песенки. Может быть, и этот… Едет прямо к нам… несется вскачь… Вот увидал меня, кланяется… Придется, пожалуй, сойти вниз и поцеловать его руку, — с легкой улыбкой добавила девушка.
— А не едет ли вслед за ним еще кто-нибудь, вроде твоего Фернандо? процедила сквозь зубы Гертруда тоном, в котором слышались скука и разочарование.
— Еще?.. Да и в самом деле кто-то едет, и тоже очень спешит, — ответила Марианита, снова выглянув в окно. — Ну, это какой-то погонщик с целым десятком нагруженных мулов. Он погоняет их изо всех сил и также направляется сюда. Что бы это значило? Уж не случилось ли чего особенного? Эти люди точно спасаются от какой-то опасности… Да, наверное, что-то случилось, — с все возрастающей тревогою продолжала девушка. — Слышишь, Гертруда, какой шум поднялся на дворе? Как только священник въехал во двор, вся наша челядь взбудоражилась и загалдела. Должно быть, священник привез какую-нибудь дурную весть… Господи! Уж не готовятся ли напасть на нашу гасиенду эти разбойники-повстанцы? Говорят, они…
— Как тебе не стыдно, Марианита, называть разбойниками людей, которые поднялись на защиту своей свободы и во главе которых стоят лучшие люди?! — с негодованием прервала сестру Гертруда.
— Да как же они не разбойники? — возразила Марианита. — Ведь они ненавидят испанцев, а в наших с тобой жилах течет испанская кровь, притом и наши женихи испанцы. Я так люблю своего…