— Все так и было.
— Значит, ты видел, как оно происходит, я знаю, ты был там, когда они…
Он кивнул. Воспоминание было частью их общей боли.
— О, я видел все. — И это зрелище преследовало его в кошмарах. — И не один раз.
— Но ты сказал, что учился у Скоби.
Ее худшее обвинение. И, кажется, с ноткой надежды на то, что это тоже окажется ложью.
— Да, но… — Что «но»? — Он не закончил мое обучение.
— Почему?
— Потому что я чуть было не отпустил ведьму на свободу. — Потому что не мог отличить виновную от невинной. Раньше не мог. А теперь?
— Но ты знаешь вопросы. Ты знаешь… все.
Он пожал плечами.
— После университета я работал помощником при суде. Я знал, как собирать необходимые для приговора доказательства. Вот и поехал сюда. Один. И это, — он очертил руками пространство вокруг себя, подразумевая приход, — это была первая моя проверка.
— И как? Ты прошел ее или провалил?
Когда-то — когда он пылал раскаленным добела желанием мстить — все было так просто, но теперь было сложно разглядеть за этим что-то помимо боли, растерянности и страха. Сложно отличить зло, творимое Сатаной, от того, как поступали друг с другом сами люди.
— Пусть Господь будет мне судьей.
— А кто будет судить меня?
Ты? — слышалось в ее вопросе.
Он разделил с нею свое тело. Он разделил с нею себя. Неужели он все-таки был обманут? Она требовала, чтобы он был уверен, но теперь он ощущал прежнюю неуверенность, ибо не каждая родинка являлась дьявольской меткой.
— Ты лгала, держа руку на Библии. — Разве могло быть что-то священнее этой клятвы? И все же ему хотелось ей верить — так же сильно, как она хотела верить ему. — Я прошу тебя принести новую клятву. Поклянись нашим соитием, что ты не ведьма.
С какой-то ошарашенной улыбкой она склонила голову набок, и он уловил, что внутри нее что-то переменилось. Словно исчез не только короткий миг счастья, но что-то еще.
— Нет, — проговорила она в конце концов. — Я больше не стану божиться, что невиновна. Если после того, как мы познали друг друга, ты все равно мне не веришь, если ты по-прежнему не знаешь, кто я, то никакие мои слова неспособны тебя убедить.
И замолчала в ожидании его решения.
Перед ним встали все сомнения, пережитые после приезда в Кирктон. Дьявол знал человеческие слабости. Играл на них. Использовал их, чтобы отвратить человека от Господа. Разве можно доверять своему вероломному, грешному телу, разве можно верить своему сердцу вместо священных слов, которым его учили с детства?
Но он доверял и верил.
Он знал, что она не ведьма. Знал. Так же твердо, как церковные догматы и заповеди.
— Я верю тебе. И для доказательства мне не нужны ни клятвы, ни пытки.
Они улыбнулись друг другу, их пальцы встретились и тесно переплелись. Пока его губы могли прикасаться к ее губам, пока он мог чувствовать ее кожу, дышать ею, они были в безопасности. И не существовало ничего невозможного.
Снаружи пропел петух. Александр разомкнул объятья, чтобы взглянуть на небо. Чернота ночи постепенно светлела, превращаясь в утреннюю синеву последнего дня октября. Против чего только им не предстояло пойти в ближайшее время — против графа, суда и Церкви, против всеобщего осуждения и всех институтов, что стояли на стороне Бога и гонений от Его имени.
Против всех правил, заученных ими почти что с рождения.
— А как же моя мать? — спросила она. — И остальные… Как ты с ними поступишь?
В мире, где за людские души воюют Господь и Сатана, разве вправе он самонадеянно заявлять о том, что знает, кто ведьма, а кто нет?
Теперь он знал, что не вправе. Ни ее жизнь, ни жизнь кого-либо другого нельзя было помещать на острие медного шила. Возможно, все это время ошибался вовсе не он, а Скоби. Возможно, та женщина, которую он хотел отпустить, и впрямь была невиновна.
Наверное, где-то жили настоящие ведьмы, а Сатана вводил женщин во искушение, покупая их бессмертные души за миску земной похлебки.
Пусть их судит Господь.
— Я сделаю все возможное, чтобы их спасти. Сваливать жизненные напасти на тех, кто одинок, болен или уязвим, ничем не лучше сговора с Дьяволом.
— А вдруг мы ошибаемся? — прошептала она, глядя на занимающуюся зарю.
Знакомая строка из «Исповедания веры» отозвалась новым смыслом. Одни люди и ангелы предопределены к вечной жизни, другие предназначены к вечной смерти.
Он всмотрелся в ее глаза, уже не странные и не пугающие, но словно заключающие в себе равновесие ночи и дня, тьмы и света.