На сей раз он не дернулся и не засмеялся. Но она услышала стон.
И открыла глаза.
Он лежал, облокотившись на вторую руку, и довольно улыбался.
— Только там.
Он и она, оба улыбнулись, глупой, счастливой улыбкой.
— Хватит и одного места. Но я запомню, где оно находится. — Словно впереди были годы, чтобы вспоминать.
Забыв, что сейчас ее очередь его исследовать, он накрыл ее собою, целуя, и она не противилась. Разлучиться даже на миг, даже для того, чтобы снять с него рубаху, не представлялось возможным, и тогда она стянула вниз его бриджи, упиваясь ощущением его ягодиц под ладонями, дотягиваясь до сильных бедер.
Не отпуская ее, он сбросил бриджи, а она, пробравшись в щель меж их телами, обернула ладонями его плоть.
Ощутила, как он пульсирует, оживленный желанием, и ее тело отозвалось, запело в предвкушении. Ее груди, ее лоно прошило покалыванием. Неужели это всего лишь второе их соитие? Ее тело уже угадывало его ритм. Бедра поднялись, толкаясь сквозь слои ткани, чтобы встретиться с его чреслами.
Он нащупал по памяти завязки ее юбок, но в прошлый раз, когда она одевалась трясущимися руками, то в спешке слишком сильно затянула пояс. Узел не поддавался.
Бросив попытки с ним справиться, он оторвался от ее губ, и его голова исчезла под ее юбками.
— Что… — Он уже проверял там. Зачем же…
И вдруг она почувствовала, как его губы, горячие, влажные, мягкие, целуют метку на ее животе. Он занимался с нею любовью ртом, пробуя, пощипывая, превращая эту ненавистную, отпугивающую часть ее тела в любимую. И, пока он не видел, она украдкой заплакала.
Сместившись ниже, его рот принялся исследовать ложбинку меж ее ног, то место, которое уже изнемогало от желания. Он трогал, вкушал ее там, пока из всех мыслей не осталась одна-единственная: получить его. Немедленно. В себя. Целиком.
Чтобы на свете не осталось ничего и никого, только они двое. Она и он внутри нее.
Он уловил ее невысказанное желание. Отвечая на него, снова навис над нею и задержался на один долгий миг лишь для того, чтобы заглянуть в ее глаза и взглядом сказать… обо всем. А после его язык вошел в ее рот, его член вошел в ее тело, и все исчезло, и земля, и небо, и остались только Маргрет и Александр.
***
Позже они заснули, а когда проснулись, то вновь занялись любовью. Фонарь догорел. Уютно устроившись у него на груди, она смотрела, как небо из черного становится темно-синим.
— Как думаешь, если смотреть, как занимается день, можно задержать его наступление? — Она хотела замедлить мир. Остановить время. Остаться здесь, в его объятьях, навсегда.
Макушкой она почувствовала, как он качнул подбородком, говоря «нет».
— Только в том случае, если ты и впрямь ведьма и умеешь управлять солнцем и луной.
— Будь у меня такие способности, я бы превратила нас в воронов. И мы бы с тобой улетели. — Как она завидовала птицам, с которыми щебетала раньше, мечтая, чтобы они поделились с нею своими секретами.
— Милая, и все-таки ты ведьма, — молвил он, лаская ее волосы. — Ты околдовала меня.
Она перекатилась на спину и нахмурилась.
— Это не тема для шуток.
Но времени осталось совсем мало, и тратить его на ссоры было ни к чему.
Понимая это, она тронула его щеку и вложила во взгляд все, что не могла произнести вслух.
Когда они впервые встретились, он показался ей воплощением Дьявола. Жестоким, мрачным, безжалостным и непреклонным. Теперь он стал человеком — сильным и слабым, темным и светлым. Не лучше и не хуже ни ее самой, ни любого другого несчастного Божьего создания, которые блуждали наощупь во тьме мира, пока не обретали свет, находя себе пару.
Он прижался губами к ее ладони.
— Я должен идти. Пока… — Пока кто-нибудь не зашел. Пока можно попрощаться наедине, без свидетелей.
Она кивнула. Он надел чулки и бриджи, подобрал с пола сапоги, потом молча помог ей одеться.
— Я найду ее, — сказал он.
Ее тело, подразумевал он.
Она хотела спросить, когда они увидятся снова. Что случится потом. Предстанет ли она перед Комиссией или ее сожгут в Кирктоне на костре.
Но нашла в себе силы вымолвить только одно:
— Спасибо.
— Я люблю тебя.
С комом в горле, не в состоянии говорить, она кивнула и бросилась в его объятья, отказываясь говорить «прощай», надеясь, что Господь смилуется над ними и позволит им встретиться в загробной жизни.