Толстяк — это и был, несомненно, ее ненавистный кузен — прочистил горло, опустил стул и издал нервный смешок человека, чудом избежавшего верной погибели.
— Слава Богу. Вы подоспели вовремя.
Александр поймал Маргрет, торопясь ощутить ладонями тепло ее кожи, уверенный в том, что как только дотронется до нее, она поймет его истинную сущность.
Но она отпрянула от него, как от прокаженного.
— И ты, и он… вам обоим не терпится погреться у костра, на котором меня сожгут.
Ее кузен, уверившись, что опасность миновала, повернулся спиной, чтобы пододвинуть стул обратно к столу, а Александр наскоро шепнул ей на ухо:
— Прежде, чем это случится, я отравлю его в ад.
В ее глазах промелькнуло сомнение.
— До чего же я рад вас видеть, — сказал Дан. — Она накинулась на меня как умалишенная. — От облегчения у него развязался язык. — Обвинила меня во всех смертных грехах, осыпала проклятиями, а потом попыталась убить.
Теперь, когда Маргрет была в его руках, можно было сосредоточиться на Джоне Дане. Вообще-то, оно и к лучшему, что ее кузен принял его за своего союзника. Так он быстрее выболтает что-нибудь уличающее себя.
Форбс сказал, что новости об аресте Скоби широко не распространялись. Он решил прощупать почву.
— Меня зовут Александр Кинкейд. Я ученик Джеймса Скоби.
При этом имени тот заулыбался, точно приветствуя старого друга.
— А, значит вы наверняка знаете о ее матери и все прочее. Как вы ее нашли? Власти давно забросили поиски.
— Выследил в маленькой деревушке у границы.
Оправившись от испуга, Джон Дан трясущимися руками налил себе выпить.
— Надо же. Я и не знал, что она забралась так далеко.
Он предложил бокал Александру, но тот покачал головой.
— Ну, теперь она никуда не денется, — сказал он.
Как он и надеялся, кузену Маргрет захотелось поговорить.
— Вы, наверное, в курсе, что она устроила своей матери побег из тюрьмы. Умыкнула ее сразу после того, как благодаря Скоби ее приговорили к заслуженному костру. — Его пробрала дрожь. — Он наверняка рассказывал вам, как все было.
Маргрет оцепенела от ярости, готовая вновь броситься в атаку, и он мягко сжал ее руки, передавая безмолвное послание. Поняла она его или нет, он не знал.
— Мы, э-э, работаем в разных приходах. Интересная история.
Пока Дан, не предлагая ему присесть, устраивался на стуле, он заглянул Маргрет в глаза. Подожди, призвал он ее взглядом, но гневное выражение не сошло с ее лица.
— Я бы сказал, печальная. — Усмешка Дана опровергла его притворное сожаление. — Увы, но моя тетя, — он мельком взглянул на Маргрет, — оказалась ведьмой, и мне, как старшему мужчине в семье, пришлось исполнить свой долг и доложить об этом властям.
— И еще вы вызвали Скоби.
Тот кивнул.
— После этого все прошло гладко как по маслу.
— Гладко! — Маргрет стремительно бросилась на кузена, чуть не вырвавшись из рук Александра. — Он пытал ее, а потом…
Александр притянул ее к себе, пытаясь утихомирить.
— А ну тихо. — Чтобы признать человека виновным требовалось нечто более основательное, чем голословные обвинения дочери. Он пожал плечами и улыбнулся Дану. — В итоге все обернулось как нельзя лучше. Для вас. Именно так, как вы хотели.
— Праведнику воздается на земле. Разве не это написано в Библии?
— И Господь вознаградил вас ее собственностью?
— Полагаю, можно сказать и так. — Он издал смешок. — Но вы же не вчера родились, мистер Кинкейд. Уверен, вы согласитесь, что неблагоразумно оставлять собственность в единоличном распоряжении женщины, в особенности если она… — Он покрутил пальцем у виска.
Маргрет стиснула кулаки.
— Она была не настолько плоха до того, как ты сделал ее такой.
Дан пожал плечами.
— Вот видите.
Он видел. И очень ясно. Вот только Маргрет не видела, к чему он клонит.
— То есть, ее мать была слаба рассудком?
— Для суда недостаточно. — Тут он, видно, сообразил, что ляпнул. — Понимаете ли, мы не были кровными родственниками. На ней женился брат моей матери, упокой Господь его душу.
— Да, жаль, что суд не забрал у нее собственность, — сказал Александр, провоцируя его. — От этого ей было бы только лучше.
— Ну, вы же сами знаете, как оно бывает. Какими придирчивыми могут быть законники. Даже если бы ее состояние ухудшилось, то по закону ее всего-навсего отстранили бы от принятия решений касательно имущества, но оно по-прежнему оставалось бы при ней.