— Слушаю вас…
— Я выполнил свою часть договора…
— Да, я уже в курсе. Завтра выполню свою…
— Хорошо…
На самом деле для меня уже это не важно. Мой путь, скорее всего, закончится здесь. И остановить меня они не успеют. Это уже невозможно. Отсоединяю от телефона аккумулятор и, приоткрыв окно, бросаю его на дорогу. Чуть дальше, километров через двадцать, туда же отправляется и телефон. Сим-карту выброшу позже, когда буду проезжать через мост. Перед Каунасом сворачиваю направо, на трассу Вильнюс-Клайпеда. Еще пятнадцать километров — и буду у цели. Путь замкнулся, — пора платить по счетам. Своим и чужим. Почти тридцать четыре года — это хороший возраст, чтобы умереть. Полон сил, энергии. И мечтаний? Хотя, пожалуй, нет — мечты остались в прошлом. Но они были. Были, черт меня возьми! Перед моими глазами, как живая, встала ведьма. Любимая ведьма, которую я обязан убить, чтобы искупить свой грех? Велика цена, но и грех, как видно, велик — своей кровью не смоешь. Ладно, мне пора — гашу в пепельнице сигарету и провожу ладонью по лицу, пытаясь стереть усталость. Впереди долгая ночь. Самая длинная в этом году. Для некоторых она станет последней — я позабочусь об этом. За окном по заснеженным улицам города медленно проплывают машины. Словно огромные рыбы с большими светящимися глазами. Аквариум, где агнцы соседствуют с хищниками, которые готовы разорвать любого, кто покусится на их добычу. Они наплывают на меня, кружатся в медленном танце… Не спать! Я немного опускаю стекло, и в щель врывается струя холодного воздуха. Она немного прогоняет сонливость, но я хватаю с крыши пригоршню снега и, остановившись на светофоре, растираю лицо. Вот так, уже лучше. Хорошо, что машину от снега не почистил.
Вот он — дом на окраине небольшого пригородного поселка, неподалеку от Немана. По меньшей мере здесь собрались человек пять. Людей? Нет, это нелюди. И домик им под стать — трехэтажный особняк красного кирпича, окруженный запущенным садом. Сразу за домом — высокий, поросший деревьями холм. Такое чувство, что этот дом — не что иное, как средоточие зла. Даже деревья, растущие неподалеку, искривлены, словно от боли.
Этому дому не один десяток лет. Вполне может быть, что больше века. Если верить карте, составленной инженер-майором Аничковым еще в 1797 году, на этом месте находился «дворъ Зегаришки». Кто знает, какие тайны хранит в себе эта земля? Хотя мне-то что с этих тайн? Пусть этим интересуются историки, я пришел сюда за другим! Пусть всю нежить и не уничтожу, но хватит и того, что заберу на тот свет столько, сколько успею. Насчет пяти я ошибся; по саду мелькнули две быстрых тени, у двери — еще один, а это уже три. В доме, надо полагать, не меньше четырех, считая очаровательную джинние. Как это «мило», черт меня побери — Нечисть Востока и Запада мирно уживается под одной крышей, забыв про свои клановые распри и дрязги. Джинние сейчас там, я даже не сомневаюсь — перстень, несмотря на приличное расстояние, ее почувствовал, обжигая мне руку, словно в немом крике — Нежить! Какое гнездышко! Даже обидно, что не эти твари предназначены мне судьбой. Пусть и не сподобил меня Господь найти упокоение в этих смертях, но убивать их можно и нужно…
Сразу мне не подобраться — они не такие идиоты, чтобы не устроить несколько внешних постов. Пусть и не сразу, но я их обнаружил. Они разместились треугольником, перекрывая все подступы к дому. Вот один из них, почти рядом с вершиной холма — наблюдает за дорогой. Одет хорошо — штаны белые, а куртка — серо-зеленая. На фоне зимнего леса такой комплект предпочтительнее, чем полностью белый — заметить труднее. А вот и второй — у тропы, ведущей вдоль забора. Хорошо устроился, гаденыш, сразу и не заметишь! Первый — неподалеку, метрах в двадцати. Что это у него? Винтовка? Ну ты смотри, совсем страх потеряли, чуть ли не в черте города засады устраивают! До второго — метров сто. Правильно рассчитали: я должен был подъехать со стороны Каунаса и, оставив машину, пройти по узкой тропинке, ведущей по склону. Тут бы они меня в клещи и взяли. Наверное, так бы я и сделал, если бы не предчувствие. Это особое чувство, доставшееся нам от предков. Даже не чувство, это — запах. Запах боли, страха и смерти — иначе не назовешь. Поэтому я выбрал другой путь.