— Добрый вечер, монсеньор Кастелли!
XX
— Оставь его!
Я повернулся к дверям — там в своем неизменном сером пальто стоял Петр Васильевич.
— Авгур?!
— Как я погляжу, ты не особенно рад? Да, изредка приходится менять имена и страны.
— И людей, которые тебе верят, — сквозь зубы процедил я, — тоже менять? Как чувствовал, что ты тогда не погиб. В микроавтобус заскочил перед взрывом? Не зря же он там стоял! А кто в машине сгорел? Какой-нибудь бездомный бродяга?
— Какая разница, — Петр махнул рукой и кивнул на кардинала. — Отпусти Винченцо, хватит уже, навоевался.
— Что значит — отпусти? — меня бесил этот спокойный тон, его безразличие, с которым он оглядел комнату и мертвые тела, лежащие на полу. Так смотрят на хищников, сидящих в надежной клетке, когда уверены, что они не вырвутся на свободу. Некромант уже не сопротивлялся — он хрипел, пуская кровавые пузыри.
— Брось, я сказал, — повторил Авгур, — ты же все понял!
Я посмотрел на Петра, потом перевел взгляд на Кастелли и, усмехнувшись, оттолкнул его в угол. Он закашлялся, размазывая по скулам кровь, и схватился за горло, пытаясь отдышаться.
— Понял, говоришь? — тихо произнес я. — Может, и так. Но ничего, послушаю еще раз. Объясни, сделай такую милость. А то я, знаешь, нервничать начинаю. В последнее время это достаточный повод для стрельбы.
— Стрельбы? Не настрелялся еще? Мальчики кровавые в глазах не стоят? Нервы лечить надо, — он перешагнул через труп и посмотрел на кардинала. — Что-то я и правда стареть начал. Не думал, что ты сумеешь во всем разобраться.
— Это было не так уж и сложно. Зачем тебе этот человек? — я кивнул на Винченцо.
— Мне? — спросил Авгур. — Он нужен всем.
— Кардинал, ставший некромантом? Священник, готовый пойти на сговор со злом?
— Именно так, — кивнул Петр. Он усмехнулся и подошел к столу. Взял какой-то свиток, пробежал по нему глазами и, отложив в сторону, уселся в кресло.
— А ты как полагал? — прохрипел Кастелли, все еще держась за горло. Он посмотрел на меня и засмеялся. Смех оборвался кашлем. — Ты… ты… такая же Нечисть, как и те, за которыми охотился!
— Это не так, — отмахнулся от него Петр, словно продолжая их давний незаконченный спор. — Сравнивать охотников с нежитью — неправильно, но исходные данные, если так можно выразиться, весьма схожие.
— Как я понимаю, — спросил я, — все это подстроено тобой?
— Ну уж нет, Александр, — Авгур выставил ладони перед собой, — обвинять меня во всех бедах мира — это слишком.
— Я имею в виду мою историю. Зачем это было нужно?
— Ты здесь ни при чем, — он пожал плечами, — просто не повезло. Все охотники поначалу ленивы. Понимаю — шок от увиденного, шок от новой сущности. Вы просто не верите, что отныне у вас начинается другая жизнь. Приходится помогать.
— Для этого ты подрядил нежить, чтобы она уничтожила мою привычную жизнь? Начали убивать друзей, оставили без работы…
— По-моему ты стал жить лучше, чем раньше, — усмехнулся Петр, — в финансовом плане.
— Не все в жизни измеряется деньгами.
— Согласен. Нет, главная причина в другом. Слишком много чести, чтобы устраивать эту заварушку ради тебя одного. Дело — в мире, который нас окружает. Поверь, я не пошел бы на это, будь все хорошо. Александр, посуди сам — на первый взгляд жизнь в чистилище проста и незатейлива. Живи, радуйся мелким удачам, искупай страданиями грехи и не думай. Но такое существование приводит к закономерному концу — мир умирает. Раньше той силой, которая сдерживала и подстегивала людей, была религия. Она держала людей в страхе перед высшим судьей, грозя небесными карами и вечными муками. Когда мир расслаблялся, религиозные деятели устраивали войны. И это правильно — кровопускание миру необходимо, как воздух. Сейчас все изменилось. Христианство ослабело, его влияние на людей ничтожно. Договор с Дьяволом — это новая возможность продолжить борьбу. Это новые крестовые походы на Восток, это новые жертвы, новые грехи и новые Охотники. Но не думай, что все так плохо! Вместе с грешниками возникнут и новые святые! Это продолжение привычного для людей Бытия, новый виток в истории Чистилища. Если этого не сделать, мир окончательно закиснет в безверии. Посмотри вокруг — ведь люди стали не только безразличны, они бесполы! С этим надо что-то делать.