— Добрый вечер, монсеньор Кастелли!
XX
— Оставь его!
Я повернулся к дверям — там в своем неизменном сером пальто стоял Петр Васильевич.
— Авгур?!
— Как я погляжу, ты не особенно рад? Да, изредка приходится менять имена и страны.
— И людей, которые тебе верят, — сквозь зубы процедил я, — тоже менять? Как чувствовал, что ты тогда не погиб. В микроавтобус заскочил перед взрывом? Не зря же он там стоял! А кто в машине сгорел? Какой-нибудь бездомный бродяга?
— Какая разница, — Петр махнул рукой и кивнул на кардинала. — Отпусти Винченцо, хватит уже, навоевался.
— Что значит — отпусти? — меня бесил этот спокойный тон, его безразличие, с которым он оглядел комнату и мертвые тела, лежащие на полу. Так смотрят на хищников, сидящих в надежной клетке, когда уверены, что они не вырвутся на свободу. Некромант уже не сопротивлялся — он хрипел, пуская кровавые пузыри.
— Брось, я сказал, — повторил Авгур, — ты же все понял!
Я посмотрел на Петра, потом перевел взгляд на Кастелли и, усмехнувшись, оттолкнул его в угол. Он закашлялся, размазывая по скулам кровь, и схватился за горло, пытаясь отдышаться.
— Понял, говоришь? — тихо произнес я. — Может, и так. Но ничего, послушаю еще раз. Объясни, сделай такую милость. А то я, знаешь, нервничать начинаю. В последнее время это достаточный повод для стрельбы.
— Стрельбы? Не настрелялся еще? Мальчики кровавые в глазах не стоят? Нервы лечить надо, — он перешагнул через труп и посмотрел на кардинала. — Что-то я и правда стареть начал. Не думал, что ты сумеешь во всем разобраться.
— Это было не так уж и сложно. Зачем тебе этот человек? — я кивнул на Винченцо.
— Мне? — спросил Авгур. — Он нужен всем.
— Кардинал, ставший некромантом? Священник, готовый пойти на сговор со злом?
— Именно так, — кивнул Петр. Он усмехнулся и подошел к столу. Взял какой-то свиток, пробежал по нему глазами и, отложив в сторону, уселся в кресло.
— А ты как полагал? — прохрипел Кастелли, все еще держась за горло. Он посмотрел на меня и засмеялся. Смех оборвался кашлем. — Ты… ты… такая же Нечисть, как и те, за которыми охотился!
— Это не так, — отмахнулся от него Петр, словно продолжая их давний незаконченный спор. — Сравнивать охотников с нежитью — неправильно, но исходные данные, если так можно выразиться, весьма схожие.
— Как я понимаю, — спросил я, — все это подстроено тобой?
— Ну уж нет, Александр, — Авгур выставил ладони перед собой, — обвинять меня во всех бедах мира — это слишком.
— Я имею в виду мою историю. Зачем это было нужно?
— Ты здесь ни при чем, — он пожал плечами, — просто не повезло. Все охотники поначалу ленивы. Понимаю — шок от увиденного, шок от новой сущности. Вы просто не верите, что отныне у вас начинается другая жизнь. Приходится помогать.
— Для этого ты подрядил нежить, чтобы она уничтожила мою привычную жизнь? Начали убивать друзей, оставили без работы…
— По-моему ты стал жить лучше, чем раньше, — усмехнулся Петр, — в финансовом плане.
— Не все в жизни измеряется деньгами.
— Согласен. Нет, главная причина в другом. Слишком много чести, чтобы устраивать эту заварушку ради тебя одного. Дело — в мире, который нас окружает. Поверь, я не пошел бы на это, будь все хорошо. Александр, посуди сам — на первый взгляд жизнь в чистилище проста и незатейлива. Живи, радуйся мелким удачам, искупай страданиями грехи и не думай. Но такое существование приводит к закономерному концу — мир умирает. Раньше той силой, которая сдерживала и подстегивала людей, была религия. Она держала людей в страхе перед высшим судьей, грозя небесными карами и вечными муками. Когда мир расслаблялся, религиозные деятели устраивали войны. И это правильно — кровопускание миру необходимо, как воздух. Сейчас все изменилось. Христианство ослабело, его влияние на людей ничтожно. Договор с Дьяволом — это новая возможность продолжить борьбу. Это новые крестовые походы на Восток, это новые жертвы, новые грехи и новые Охотники. Но не думай, что все так плохо! Вместе с грешниками возникнут и новые святые! Это продолжение привычного для людей Бытия, новый виток в истории Чистилища. Если этого не сделать, мир окончательно закиснет в безверии. Посмотри вокруг — ведь люди стали не только безразличны, они бесполы! С этим надо что-то делать.
— Хорошая версия, ничего не скажешь, — сказал я. — Тебя послушать, так этот договор — просто благо для людей. Возрождение мира, не меньше…
— Ну, зачем же так сразу? Винченцо, к примеру, преследует свои интересы.
— Например?
— Победа над исламом. Его возрождение началось еще в двадцатых годах прошлого столетия, но настоящую силу оно обрело лишь в семидесятых.
— Это не новость, — согласился я, — когда оно началось, испуганный этим фактом Ватикан подписал знаменитую декларацию «Nostra Aetate». Правда, это никак не отразилось на Святой церкви. Исламисты уже почувствовали силу и на переговоры шли неохотно.
— Смотрю, ты стал разбираться в политике Святого престола? — усмехнулся Авгур.
— Учителя хорошие были, — отрезал я. — Скажи, когда ты решил помочь Ватикану?
— Когда вы с Казимерасом нашли документы в лесной усадьбе. Той самой, поднявшейся из озера. Я долго думал, на кого сделать свою ставку — на католиков или исламистов. Выбрал Ватикан, все же они ближе.
— С моей помощью…
— Да, — усмехнулся Петр, — надо признать, что ты нам сильно помог. Без этих бумаг, которые ты продал Кастелли, ничего бы не вышло. У тебя талант — находить редкие документы. Этим ты еще в прошлой жизни грешил.
— Что ты знаешь про мою прошлую жизнь?
— Немного, — ответил Авгур. — Мог бы узнать и больше, но, к сожалению, джинние погибла. Она была умной девочкой. Когда мы собрали все нужные документы, она взвесила свои шансы и пришла сама — в надежде договориться. Восток всегда опережал Запад. Они уже давно сотрудничают с нежитью, в отличие от католиков, у которых такие контакты носят случайный характер. Джинние предложила заключить перемирие, разделить мир на две равные части. Кастелли был согласен, но такой вариант не подходит мне. Равновесие религий — это как равновесие добра и зла. Оно порождает покой и безразличие, а это губительно для мира. Меня это не устраивает, мне нужна война!
— А как же нежить, ведьмы и прочая нечисть? Как же Охотники?
— Тут я тебе не врал, с нечистью дела обстоят именно так, как я тебе говорил в начале нашего знакомства. Охотники? — Петр пожал плечами. — Никто не виноват, что вы грешили в прошлых жизнях. Тебе просто не повезло, что пришлось впутаться в эту историю. Убивал бы нежить — и все. Так нет же — ты начал изображать детектива, рыская по разным злачным местам и задавая ненужные вопросы. Так разошелся, что пришлось притормаживать рвение, повесив на тебя убийство этого бродяги.
— Убийство вы повесили по другой причине. Нельзя было допустить, чтобы я увиделся с Кастелли. Я бы сразу понял, что он стал некромантом, — покачал головой я. — Но как же быстро он постиг это ремесло! За несколько месяцев! Талант…
— В этом помогли найденные тобой документы. Если бы не твое упрямство, их искали бы гораздо дольше. Осталось добраться до центра Европы и подписать договор.
— Почему именно там? — спросил я.
— Уволь меня от таких вопросов — это слишком сложно. Не знаю, наверное, в таких местах сильна связь между мирами.
— Чтобы этот мир выжил, — покачал головой я, — надо совсем другое…
— Позволь узнать, что именно?
— К примеру — любовь. Честь. Готовность рисковать своей шкурой и при необходимости отдать жизнь за друзей и близких.
— Слова, — отмахнулся Петр, — красивые слова, не более того! Вульгарные истины.
— Да нет, — я покачал головой, — ты ошибаешься. Мир, который называют Чистилищем, всегда был местом борьбы, но в нем находилось место для любви.
— И кто с кем боролся, позволь узнать? — ехидно спросил Авгур.
— Три стороны. Нежить, Религия и Люди.
— Религию, позволь тебе заметить, тоже создали люди!
— Неужели для того, чтобы людям жилось легче? Власть, — я покачал головой, — вот цель, ради которой придумали этот балаган. Церковь шла на любую мерзость, лишь бы добиться неограниченной власти над людьми. Заключали договора, устраивали войны, придумывали мнимых богов, отвлекая людей от настоящей веры. Той, которую человек должен носить в душе, а не вешать в виде изображения на стенку. Они пошли даже на то, чтобы уничтожить ведуний — хранительниц истинных знаний о мироздании.