– Вот барракуда! – ругнулся я вслух.
Первый хвост оказался изрублен скорее на холодец, чем на суп – так получилось. Я бросил нашинкованный хрящ на дно пустой кастрюли и взялся за второй. Но на пять частей порубить хвост не вышло и в этот раз. Точнее, по числу их было именно пять, но что касается размера, то он подчинялся некой сложной нелинейной зависимости. Стало ясно, что мне мешает не столько даже топор, сколько предостережение Рипли об отрубленных пальцах.
Музыкальная программа по радио кончилась, и начались новости. В училище это было время перед самым отбоем. Вспомнилось, как только вчера мы сонно рассаживались в кают-компании на двадцатиминутное прослушивание сводки происшедших в мире событий. Все-таки, как ни крути, вырваться из столь жесткого регламента – счастье.
Я вытер пот со лба и решил не придерживать хвост рукой, а наступить на него ногой. Рубануть по грубому штурмовому ботинку с вшитой титановой пластиной было не так страшно, как по пальцам. Уложив хвост на плаху, я придавил его ступней.
Размах, удар – хрясь! Результат меня удовлетворил. Я сделал еще три удара, после каждого рывком смещая подошву ботинка. Хвост оказался порублен почти идеально. Правда, после подобной обработки он выглядел несколько измочаленным – мощный протектор ботинка оказал на него воздействие, сравнимое с ударом отбивочного молотка. Но я решил, что это никак не отразится на качестве супа.
Довольный новым методом рубки, я взялся за работу с удвоенной энергией. По радио сообщили об успешной акции береговой охраны Бразилии по предотвращению незаконного сброса в океан радиоактивных отходов. Об охотниках, как обычно, ни слова, хотя без них такие операции попросту невозможны. Может, это и правильно. Не станешь же хвалить повара за то, что он каждый день варит суп. Вот об аварии на базе, случись такая, сообщат обязательно.
Когда я порубил почти все хвосты, в помещение заглянула Рипли.
– Барракуда! – прошипела она и выхватила топор у меня из рук.
Я испугался, не понимая, чем мог так ее разозлить. Казалось, она готова вогнать широкое лезвие прямо мне между глаз. Лицо кухарки выражало такое бешенство, что у меня проснулись защитные рефлексы – тело помимо воли приняло боевую стойку.
И тут же мне досталась мощная затрещина по уху. Черные точки завертелись перед глазами, и я едва не рухнул на пол.
– Хочешь еще? – зло прошипела Рипли, стиснув кулак на уровне моей груди.
В ее стойке не было ничего необычного – стандартная атакующая позиция с уроков рукопашного боя, но я сразу понял, что ни одного из ее ударов мне отразить не удастся. И дело было не в весовом преимуществе Рипли, а именно в ее жизненной силе, которая бросилась мне в глаза с первого взгляда.
– Нет, – я отшатнулся и потер ухо. – Ты что?
– Это ты что?! – она коротко мотнула подбородком в сторону кастрюли с расплющенными обрубками.
– С ума сошел – топтать еду говнодавами? Ты хоть раз был голодным, барракуда тебя задери?
– Да постоянно… – вспомнил я учебку.
– Ты, наверное, даже не знаешь, что такое голодать неделю. Урод.
Рипли тяжело дышала, успокаиваясь после адреналинового шторма в крови. Опущенный топор подрагивал в ее руке. Мне стало стыдно. Я и впрямь ощутил себя уродом.
– Извини… – Мне с трудом удалось смириться с унижением.
– Да на кой мне твои извинения? Это же надо додуматься, мясо ногами топтать! Ты знаешь, как убивают коров, чтобы мы могли набивать ими свои желудки? Ты хоть раз видел живую корову, гладил ее по морде? Иисусу Христу до жертвы коровьего племени так же далеко, как этой комнате до дна Марианской впадины!
Висящие на крюках говяжьи туши покачивались страшными иллюстрациями ее слов.
– Я сама не вегетарианка, – закончила Рипли, – но надо хотя бы иметь уважение к тварям, которых мы жрем каждый день!
– Разве хвосты нельзя так сварить? – осторожно спросил я.
– Можно. Но я говорю не об этом, а об уважении. – Она вогнала топор в деревянный пень. «Сумасшедшая», – мелькнуло у меня в голове.
Из коридора донесся скрежет алюминия по бетону – видимо, Пас тащил кастрюлю с очищенным луком. Рипли выглянула за порог и сказала в полумрак:
– В угол поставь, не надрывайся. Здорово же тебя прихватило!
Я не понял, о чем она говорит, пока не вышел в коридор и не увидел Паса. Он шмыгал носом, тер глаза, а его веки и ноздри выглядели так, словно их натерли смесью красного перца с песком.
– Надо было нож водой сбрызнуть! – сочувственно вздохнула кухарка и, без труда подхватив наполненную кастрюлю, унесла ее в глубину темного помещения. – Иди сюда, промоешь лицо.