Остальные собаки все еще дрались с львицей, и мы слышали, как они бегали по кустам и яростно лаяли на загнанного зверя. Мы торопливо пробивались вперед. Собаки гнали львицу из густых зарослей в открытый кустарник. Мы следовали за ними. Киракангано держал свое копье наготове; он грациозно балансировал зажатым между большим и указательным пальцами длинным древком копья. Все мышцы его были напряжены и играли.
Одна из собак породы колли, прихрамывая, подбежала ко мне. У нее была большая рваная рана. Я видел, что несчастному животному уже ничем нельзя помочь и застрелил его, чтобы прекратить страдания. От звука моего выстрела раненая львица внезапно выскочила из-за пучка засохшей травы в нескольких футах от нас. В этот же миг из-за кустарника справа от меня выскочила вторая львица.
Думать не было времени. Обе кошки быстро приближались с разных сторон. Я выстрелил по второй львице, ибо мне показалось, что она нападала более решительно. Пуля попала ей чуть повыше левого глаза. В тот же самый момент я увидел, как Киракангано всадил копье в другую раненую львицу, приземлившуюся рядом с нами. Львица яростно схватила лапами древко копья и пыталась вытащить его из тела. Киракангано схватился за «сими» — большой нож с двухфутовым обоюдоострым лезвием, заткнутый за пояс, но прежде, чем он успел его выхватить, я прикончил львицу выстрелом в шею.
Молча мы пожали друг другу руки. Если бы не Киракангано, то одна из двух львиц наверняка бы покончила со мной.
Из всех местных жителей, с которыми мне приходилось встречаться в Африке, этот человек, несомненно, был самым храбрым и сохранял неизменное хладнокровие в решающие минуты.
Срок моего пребывания на территории племени масаи уже истекал, К этому времени я убил семьдесят львов и все же у племени было достаточно основания для жалоб. Капитан Ритчи высказал пожелание, чтобы я уничтожил всех хищников, наносящих вред стадам масаи. Я решил попытаться бить львов ночью из бомы, сделанной из колючего кустарника. Должен сказать, что такой вид охоты не представляет спортивного интереса. Но я прибыл на эту территорию для дела, а не для спорта, и поэтому стал готовиться к ночной охоте.
К упряжке волов я прицепил убитую мною зебру и заставил их проволочить приманку по равнине несколько миль. После этого я оставил зебру с наветренной стороны предполагаемого логова львов. Если бы в этой чаще оказались львы, то ветер донес бы до них запах зебры. Другие львы, которые ночью бродят по равнине в поисках добычи, обязательно нападут на след зебры и пойдут по нему, как охотничьи собаки. Таким образом, вероятность, что львы подойдут к приманке, увеличивалась.
Носильщики нарезали кустарника и колючих деревьев и соорудили подковообразную бому около приманки. Мы с Киракангано крепко привязали зебру к колышкам, чтобы львы не могли ее оттащить в другое место. Я заставил носильщиков накрыть крышу бомы двойным слоем колючих кустарников, чтобы через нее не проникал свет. Мне часто приходилось наблюдать, как львы пускались в бегство от приманки, стоило мне сделать малейшее движение внутри бомы.
Долгое время я не мог понять, каким образом львы узнавали, что я нахожусь в ней. Позже я обнаружил, что представители семейства кошачьих хорошо различают движущиеся тени, даже при свете звезд, проникавшем через крышу бомы.
Когда все было готово, мы с Киракангано устроились в боме на ночь. Я передал ему электрический фонарь и показал, как освещать приманку, когда понадобится взять прицел и стрелять. Киракангано был необычайно заинтересован фонарем и постоянно включал и выключал его, пока я ему не посоветовал прекратить это занятие. Возле меня лежали два нарезных ружья, пояс с патронами; патронами были набиты карманы. Куда бы я ни протянул руку, я наверняка мог взять горсть патронов.
С наступлением темноты несколько гиен осторожно подошли к приманке. За ними следовали два шакала. Шакалы уселись невдалеке. Их горящие голодным блеском глаза были устремлены на зебру. Гиены же ходили взад и вперед, чтобы удостовериться в том, что поблизости никого нет. В конце концов одна из гиен бросилась на приманку, схватила выпущенные наружу внутренности и тут же бросилась бежать, издавая звуки, похожие на хохот с завыванием. Тем временем остальные гиены тоже подошли к приманке и стали дергать ее.
Затем я увидел, как гиены спешно ретировались, а вслед за ними отошли шакалы. Это означало, что приближаются львы. Я приготовил ружье и стал ждать.
Через несколько минут я безошибочно узнал низкое, глухое и глубокое дыхание львов позади бомы. Они окружили нас и внезапно набросились на зебру. Я шепотом сказал Киракангано, чтобы он включил свет. К моему удивлению, он шепотом мне сказал:
— Табалло[24].
Я глянул на него и увидел, что он парализован страхом. Необычная ночная охота на львов сильно подействовала на него. Днем этот человек мог подойти к разъяренному льву, вооруженный всего лишь одним копьем. Я выхватил из его рук фонарь и направил на приманку сноп света через небольшое отверстие. Что это оказалось за зрелище! Всего лишь в нескольких ярдах от нас было по крайней мере двадцать львов и львиц. Некоторые стояли у приманки, а другие лежали и лизали ее. Два прекрасных черногривых льва во все глаза смотрели на свет, выражая полное презрение к нему. Их гривы и груди были замазаны кровью и нечистотами из желудка зебры. Они уже приступили к трапезе. К этому времени Киракангано буквально трясся от страха, но я знал, что к нему вернется самообладание, едва я начну стрелять. Закрепив фонарь между двумя ветками колючего кустарника, чтобы он освещал эту картину, я просунул ствол ружья в щель между ветками и выстрелил по наиболее крупному из двух самцов. Весь прайд хором яростно заревел. Я дал несколько выстрелов подряд. Звери отошли за сноп света, бросаемого фонарем. Я прекратил огонь и перезарядил оружие. Киракангано уже приходил в себя после испуга, и я дал ему кусочек табаку, чтобы он пожевал его. Масаи очень любят табак. Возбуждающий ожог табака, казалось, восстановил его силы, а вид трех убитых львов не мог оставить масаи равнодушным. Прайд уже начал возвращаться. Киракангано схватил фонарь и стал переносить сноп света с одного льва на другого, причем из-за нервного возбуждения он делал это столь быстро, что у меня едва хватало времени прицелиться. После каждого выстрела падал лев. Это была довольно суровая мера, но она была необходима. Львы не обращали на выстрелы никакого внимания. Они поворачивали головы к убитому товарищу, обнюхивали его, а потом продолжали есть.