Мы с Хильдой купили большой старый дом за городской чертой Найроби. Дом носил название «Клермонт» и был окружен прекрасным садом с красивыми старыми деревьями и речкой, которая протекала в южной части. Мы запрудили речку, и у нас получилось настоящее озеро. Инспектор по охране рыб дал нам немного икры талапии, которую мы выпустили в наше озеро, чтобы ловить рыбу прямо у самого дома.
По обе стороны двери гостиной я повесил пару слоновых клыков весом по 153 фунта каждый, над камином — масайские щиты и копья, а на стене — целую коллекцию голов и рогов диких животных. Не хвастаясь, могу сказать, что моя коллекция одна из лучших в Кении. Я постоянно ее пополняю. В шкафах со стеклянными дверцами хранились мои ружья, и что важнее всего — там хватало места для моей библиотечки книг об Африке и охоте. Торговцы всего мира присылают мне свои каталоги. Часто вечером мы с Хильдой садились у камина. Она вязала, а я брал в руки книгу и читал истории о великих охотниках и исследователях прошлого: Селус, Спик, сэр Самуэль Бейкер, Стенли, Ливингстон и многие другие. Мне приятно было сознавать, что я в меру своих скромных возможностей следовал по стопам великих людей.
У нас шестеро детей — четыре мальчика и две девочки. По мере того как наше семейство росло, Хильде все труднее и труднее было сопровождать меня в сафари. Конечно, ей никогда не удавалось пойти вместе со мной, когда я сопровождал клиента. Но иногда я собирал своих помощников и старого Киракангано, и мы отправлялись охотиться в заросли из одной только любви к охоте. Это было самым приятным видом охоты. Не приходилось беспокоиться о том, удастся или не удастся добыть трофеи в ограниченное время, или же заниматься день за днем бессмысленным убийством животных, лишь бы убить разрешенное число. Мы просто путешествовали по неизведанным местам. Иногда мы обнаруживали новые, богатые дичью места, куда можно было водить клиентов. Чаще же мы удовлетворялись тем, что, по всей вероятности, были первыми белыми людьми, увидевшими ту или иную долину или горный хребет.
Хильда обычно не очень интересовалась охотой и это меня всегда в какой-то мере удивляло. Моя жена худенькая женщина небольшого роста, и нет сомнения в том, что отдача тяжелого ружья причиняла ей сильную боль. Однако из легкого дробового ружья по летящей птице она стреляла отлично. И все же ей никогда по-настоящему не нравилась охота, а я и не желал, чтобы она была иной. Мне приходилось сопровождать нескольких женщин, увлекающихся охотой. Они были прекрасными стрелками, но я не хотел бы быть женатым ни на одной из них.
Я всегда скучал по Хильде. До рождения детей мы очень много времени проводили вместе, строя планы на будущее, детально обсуждая подготовку к следующему сафари. Теперь же Хильда постоянно беспокоилась о детях. Я и не думал, что воспитание детей представляет столь сложную проблему. Мне казалось, что моим родителям не приходилось особенно беспокоиться о моем воспитании. Моя собственная жизнь и жизнь Хильды потекла по двум разным руслам: она работала дома и воспитывала детей, а я участвовал в сафари, сопровождая клиентов.
Когда мне надоедало сопровождать сафари, я отправлялся в самостоятельную поездку, обычно промышлять слоновую кость. В те времена в отдаленных районах или вообще не было никаких ограничений на отстрел слонов, или же были очень небольшие. Я полностью использовал это положение. Охота на слонов представляла большие выгоды. В то время слоновая кость продавалась по 24 шиллинга за фунт. В среднем пара хороших клыков приносила полтораста фунтов стерлингов. Опытный охотник мог убить слона почти с одного выстрела, а патрон Э2 калибра 450[28] стоил всего лишь один шиллинг и шесть пенсов. Я был в достаточной мере шотландцем, чтобы понять выгоду такого обмена.
Вспоминаю, как однажды я возвращался в Найроби после продолжительной охоты на слонов. Охота была удачной, и я привез несколько сотен клыков. Сопровождавшие меня в сафари юноши кое-как погрузили клыки в поезд, и мы попрощались. Когда я прибыл на железнодорожную станцию в Найроби, встала проблема — как доставить всю эту слоновую кость ко мне домой. В те времена такси не было, были только рикши. Я нанял всех до одного рикш на станции, погрузил в коляски слоновые клыки, а сам сел во главе процессии с парой самых крупных клыков, привязанных по бокам коляски. Мы направились по главной улице. В те времена движение было небольшое; автомобили были почти неизвестны. По пути нашего движения по улице люди выходили из домов, чтобы посмотреть на нас. Другие останавливались на тротуаре, подсчитывая количество клыков и вычисляя их вес. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь до этого видел такую выставку слоновой кости. Это был мой настоящий триумф.
Тут я увидел Хильду с нашей пятилетней дочерью Дориной. Они ехали навстречу на рикше. У меня отросла борода до пояса, и Хильда меня не узнала. Я сидел, улыбаясь им, и вдруг маленькая Дорина крикнула:
— Мама, ведь это папа!
Хильда глянула на меня и попыталась успокоить ребенка.
— Каждый, кто везет трофеи, не обязательно твой отец. Ты забыла, как он выглядит. У этого мужчины борода, — сказала моя жена.
— А мне какое дело! — воскликнула Дорина. — Я точно знаю, что это папа. Я знаю!