Выбрать главу

Когда я впервые увидел тело Абейи, я готов был поклясться, что следопыт убит местными жителями. К счастью, благодаря здравому смыслу инспектора Джея вопрос был внимательно изучен и тайна разгадана. Я все еще считаю этот случай самым необычным стечением обстоятельств, с которыми мне приходилось сталкиваться в кустарнике.

Я думаю, что африканский буйвол — одно из самых свирепых животных и является достойным противником. Я уверен, что, как правило, гибель охотников — следствие двух причин: или охотник настолько увлекается поиском следов раненого буйвола, что забывает смотреть вперед, или же упорно отказывается пользоваться крупнокалиберным ружьем: ударная сила относительно легкого ружья недостаточна для того, чтобы остановить нападающего зверя.

Я уже говорил о своем отрицательном отношении к легким ружьям при охоте на крупного зверя. Боюсь, что читатель сочтет меня в некотором роде фанатиком. Но мне навсегда запомнился случай, когда из-за упорного нежелания охотника-спортсмена пользоваться более тяжелым ружьем при охоте на крупных зверей мне пришлось пережить самую тяжелую личную утрату за всю мою жизнь в Африке. Два человека поплатились своими жизнями только за то, что охотник боялся отдачи тяжелого ружья.

Упомянутый охотник был принцем одного из европейских королевских домов. Имени называть не собираюсь. Мне пришлось сопровождать его вместе с моим близким другом и товарищем Киракангано — представителем отважного племени масаи.

В этот раз с принцем был еще один местный житель, который держал наготове запасное ружье для него. Этот заряжающий был очень самонадеянным человеком и считал себя величайшим следопытом. В действительности он очень мало смыслил в охоте.

Закончив удачную охоту на львов, мы уже собирались покинуть этот район. Вдруг принц увидел несколько буйволов-самцов, пасшихся у опушки зарослей, и загорелся желанием во что бы то ни стало убить хоть одного буйвола. У него было ружье калибра 416 — отличное оружие для охоты на львов.

Киракангано, заряжающий принца, его высочество и я подкрались к буйволам. Прячась за небольшим кустарником, мы приблизились к ним на 80 ярдов. Принц не торопясь прицелился и выстрелил по рослому буйволу-самцу. Буйвол упал, но сразу же вслед за выстрелом мимо нас пробежал еще более замечательный буйвол. Принц сделал второй выстрел, и по звуку я понял, что пуля попала в желудок. Раненый зверь бросился в кусты и исчез.

Я решил преследовать зверя вместе с Киракангано, чтобы добить его. Однако принц настаивал на том, чтобы идти вместе с нами. Он заявил, что если он не убьет буйвола, то трофей для него не будет представлять никакого интереса. К сожалению, я уступил его желанию, и мы вошли в заросли. Едва мы прошли ярдов пятнадцать, как Киракангано показал нам буйвола, который прятался в группе кустов. Я попытался показать животное принцу, но он не мог разглядеть буйвола. Пока мы шептались и жестикулировали, буйвол, по-видимому, понял, что обнаружен. Он повернулся и побежал глубже в кусты.

Теперь зверь уже знал, что его преследуют охотники, и наверняка был настороже. Мы последовали за ним в густые заросли. Киракангано шел по следу, а я рядом с ним, держа ружье наготове. Принц шел за нами, а за ним — сопровождающий его заряжающий с запасным ружьем. При мне было мое нарезное ружье Джефри калибра 500, а у Киракангано, как всегда, лишь копье — единственное оружие отважных моранов.

Заросли были настолько густые, что я ничего не видел сквозь плотную верхнюю листву. Несколько раз до нас доносился резкий запах буйвола. Это означало, что он поджидал нас в засаде. Каждый раз я ложился на живот, надеясь между непокрытыми листвой стволами увидеть ноги животного. Однако буйвол всегда замечал меня и убегал первым, издавая хриплое мычание побежденного, но злого животного.

Это преследование начало сказываться на нервах принца. Хотя вначале он буквально горел желанием покончить со зверем, но вдруг заявил:

— У меня странное предчувствие, что-то должно случиться. Выведите меня отсюда.

Я только пожалел, что предчувствие у его высочества появилось не до, а после того, как он ранил буйвола в живот своим относительно легким ружьем. Однако теперь мне ничего не оставалось, как вывести его из кустарника. Я оставил Киракангано и местного охотника, несшего запасное ружье принца, на месте, предупредив их, чтобы они не предпринимали никаких действий до моего возвращения.

Справа я увидел просвет в кустарнике — мы находились вблизи открытой равнины.

Выведя принца на открытое место, я пошел обратно, чтобы продолжить преследование буйвола.

Пройдя примерно половину расстояния до того места, где я оставил обоих охотников, я услышал выстрел. На какой-то короткий миг все затихло. Затем послышался рев разъяренного буйвола. Мне хорошо известен смысл резкого, громкого и яростного рева: так буйвол ревет только тогда, когда вонзает рога в свою жертву. Буйвол напал на моих товарищей. Как одержимый, я бросился сквозь спутавшиеся ветки дикого шиповника. Ползучие растения, словно арканы, обвивали меня. До меня доносились глухие удары рогов буйвола. Я совершенно обезумел. Пробиваясь сквозь заросли, я вырывал с корнями обвивавшие меня лозы. Когда я, наконец, прорвался через кустарник, перед моими глазами открылась страшная картина: стоя на коленях, буйвол рогами рвал неподвижное тело Киракангано. Зверь настолько увлекся, что заметил меня только тогда, когда я очутился на расстоянии менее пяти ярдов от него. Тут он вскочил на ноги. Пока он поднимался, я всадил ему пулю в плечо. Удар тяжелой пули отбросил его на Киракангано. Вся тяжесть огромной туши лежала на нем.

Я попытался стащить размокшую, вспотевшую тушу с тела моего умирающего друга, но едва мог сдвинуть ее. Я лег на спину и, упираясь ногами в туловище мертвого быка, старался столкнуть его, пока не содрал кожу собственных плеч. Ничего не помогло. Тогда я схватил молодое деревцо обеими руками, и обхватив ногами шею буйвола, старался подтянуться вместе с тушей к дереву. Я даже ухватил деревцо зубами, чтобы покрепче зацепиться. И все же мне не удалось освободить тело Киракангано. Мой друг уже пришел в сознание, и мне легко было представить себе, как он страдал. Но он не жаловался и даже не стонал.