— Куда же тебя пристроить? У нас нет ни мин, ни взрывчатки. В мишень-то хоть попадаешь?
— Получается.
— Ладно, пока в пехоте побудешь.
Так и получилось, что все четверо временно в одном взводе оказались. Не хватало всего — оружия, особенно тяжёлого, патронов, а главное — не хватало командиров. На всю роту был один командир, да и тот артиллерист, без опыта пехотного боя.
Уже вечером рота, получив приказ, выдвинулась на позиции. Сержант Осянин показал рукой — копать траншею от этого дерева до тех кустов.
Сапёрные лопатки оказались только у трёх бойцов. Кому-то их и не положено было иметь — тем же разведчикам или артиллеристам, другие их потеряли. А для пехотинца окопаться — главное на войне. Земля — она и от осколков укроет и от пуль убережёт.
Алексей выкопал себе окоп в полный профиль, передал лопату Василию, а уж рядом с ним стоял, поджидая своей очереди, связист Михаил — им надо было оборудовать основную и запасную позиции. В общем, лопатка вернулась к Алексею к утру и уже изрядно затупленная. Он бережно убрал её в чехол.
За ночь Алексей успел вздремнуть в окопе. На западе погромыхивало. Утром высоко в небе показался самолёт.
— Рама, — сказал Иван. — Сейчас всё высмотрит, разнюхает, а потом бомбардировщики прилетят.
И он не ошибся. Часа через два прилетели «лаптёжники». Бомбили они по хорошо видимым сверху окопам и траншеям. Но попасть с такой высоты в окоп — дело затруднительное, и потери рота понесла небольшие.
Бомбардировка — дело психологически тяжёлое. Немец с самолёта бомбы кидает, а бойцы ощущают полную беззащитность и невозможность оказать какое-либо сопротивление, дать отпор.
Но бомбардировкой испытания не закончились. Едва «юнкерсы» улетели, послышался крик «Немцы!» Издалека, пока едва слышимый, доносился шум моторов. По полю, к позициям роты ползли полугусеничные бронетранспортёры Sd.Kfz.10, похожие на стальные гробы, с пулемётом в кузове. Пулемётчик с МГ-34 прятался за стальным щитком. Сейчас бы пушечку-«сорокапятку», или, на худой конец, противотанковое ружьё.
Немцы ещё издалека открыли пулемётный огонь.
Алексей выждал, когда бронетранспортёры приблизятся на 300–400 метров, тщательно прицелился в щель в стальном щитке и выстрелил. Пулемёт замолк, голова в стальном шлеме исчезла за щитком.
Алексей перенёс огонь на другие транспортёры. Если бы у них были башни, как на других боевых машинах, сделать что-либо было бы невозможно.
Из транспортёров через задние дверцы высыпала пехота. Немцы рассыпались цепью и начали стрелять из автоматов.
— Во, самое то! — обрадовался Алексей. Он тщательно прицеливался и стрелял по фигурам в сером обмундировании. Рядом стреляли другие бойцы.
Цепь значительно поредела. И когда до неё осталось метров сто пятьдесят, заработал пулемёт. Куликов стрелял короткими очередями, по семь-восемь патронов. Даст очередь, перенесёт прицел, и всё повторяется. Потери немцы понесли значительные.
Однако пулемёт засекли и стали стрелять по нему из транспортёров, пытаясь подавить, «максим» смолк. Алексей обернулся в тревоге, но пулемётчик менял позицию на запасную.
Немцы осмелели, стали забрасывать траншеи гранатами. Далековато, правда, и разлёт осколков из их гранат — 10–15 метров, но психологически подавляет.
Двое из наших бойцов не выдержали плотного автоматного огня и взрывов гранат, бросились из окопов назад. Тут немцы их и скосили.
Алексей видел, как убили побежавших, и осуждающе покачал головой — как трусы погибли!
Прямо на бруствер перед ним упала немецкая граната М-39, похожая на нашу «лимонку», только из двух штампованных половинок. На фронте её прозвали «яйцо» или «крашенка». Пороховой замедлитель у этих гранат горел 4,5 секунды.
Не медля ни мгновения, Алексей схватил гранату и отшвырнул её в сторону набегающих немцев, спрятав голову за бруствер. Тут же рванул глухой взрыв, раздались крики раненых немцев.
Алексей высунулся из окопа — до немцев было всего полсотни метров — и стал расстреливать набегавшие фигуры, как в тире. Сейчас бы автомат сюда, в ближнем бою — самое то! У него сейчас каждый выстрел навскидку находил цель. Даже у тех бойцов, кто на сто метров не попадал в ростовую мишень, промахов сейчас не было — слишком близко подобрались немцы.
Цепь гитлеровских пехотинцев несла ужасающие потери. Последние сто метров перед окопами были усеяны трупами в серой форме.
Из окопа, по центру позиций сводной роты поднялся старший лейтенант. Полуобернувшись к оставшимся в окопе бойцам, он поднял руку с зажатым в ней пистолетом:
— За Родину! В атаку — вперёд!
Из окопов и траншей стали выбираться красноармейцы. Многие держали в руках винтовки с примкнутыми штыками, зловеще поблескивающими на солнце. Нестройное «Ура-а-а!» возникло где-то впереди, прокатилось по полю и подхватилось бегущими сзади.
Сшиблись. Гитлеровцев кололи штыками, били прикладами и сапёрными лопатками. Немцы отбивались автоматами, но их складные приклады не были рассчитаны на рукопашную.
Прямо на Алексея набегал высокий жилистый немец. Алексей перехватил винтовку за ствол, поскольку штыка у него не было, и с разбегу ударил немца прикладом. Тот вскинул под удар автомат, держа его в обеих руках. Звякнул металл. Алексей размахнулся ещё раз, но немец успел ударить его ногой. Каблук с железной набойкой больно впечатался в бедро. Алексей едва не взвыл от боли и саданул немца прикладом по колену. Немец вскрикнул и отскочил.
Из-за спины Алексея выбежал пехотинец и ударил немца штыком. Тот вздрогнул. Широко раскрыл глаза и медленно завалился на спину. Пехотинец потянул винтовку на себя, но штык застрял между рёбрами.
— Отцепи штык, чёрт с ним, — посоветовал Алексей, поймал взгляд пехотинца, устремлённый за его спину, и поспешно обернулся.
На него бежал унтер-офицер с нашивками на левом рукаве. В руке он держал пистолет. Вскинув руку, унтер-офицер выстрелил, но промахнулся. Мотыль «парабеллума» застыл в верхнем положении, магазин был пуст, но в горячке боя унтер всё нажимал и нажимал на спусковой крючок.
Алексей успел передёрнуть затвор трёхлинейки и почти в упор, с трёх метров выстрелил унтеру в грудь. Немец упал у ног Алексея.
Справа донёсся приглушённый хрип:
— Лё… ха, выручай!
На разведчика Василия насел дюжий немец и бил его здоровенным кулачищем в лицо.
Алексей прыгнул и винтовкой ударил немца по шее. В шее хрустнуло, и немец упал на Василия. Алексей испугался — не сломалось ли ложе? Бросил взгляд на винтовку — нет, цела.
Из последних сил разведчик столкнул с себя убитого противника и поднялся.
— Здоров, как хряк! Я уж думал — каюк мне. Спасибо!
Лицо Василия было в крови, обильно текущей из разбитых губ и носа.
— Зубы целы?
— Вроде. Гляди, немцы драпают.
Гитлеровцы не выдержали рукопашной, и немногие оставшиеся в живых убегали. Пятились спиной вперёд бронетранспортеры — во время рукопашной они не стреляли, боясь зацепить своих.
— Назад, в окопы! — подал команду командир роты.
Красноармейцы бросились в окопы. Алексей успел подхватить лежащий возле убитого немца автомат и вытащить из его подсумка единственный оставшийся магазин. Чай, бой не последний, пригодится.
Едва немногие оставшиеся в живых немцы скрылись за бронетранспортёрами, те открыли пулемётный огонь. Несколько бойцов, замешкавшиеся на месте схватки, были сражены наповал.
Алексей спрыгнул в свой окоп, и тут же на него свалился Василий.
— Приютишь, пока немцы стреляют? Глянь, что я добыл! — в руке у разведчика поблескивали наручные часы. — С немца снял, который меня бил! Хочешь, забери себе — фрица ведь ты уложил.
— Не хочу я ничего с убитого брать, мародёрство это.
— Гляди, какой он идейный! Автомат вон немецкий у убитого камрада забрал, не погнушался!
— Так то автомат, оружие.
— Можно подумать, у тебя наручные часы есть! Немцы всю Европу покорили и обобрали. У каждого рядового часы есть. Хоть время сверять можно, когда жратву привезут.