И вот сейчас он сидел и надеялся, что уткам покажется удобным пролететь справа, так что стрелять ему и не понадобится, а компанию он уже поддержал, так что обид не будет, если в следующий раз он откажется, а потом все как-нибудь и само собой утихнет. Но порой вспоминался ему давешний тир и падающие фигурки, и он представлял себя в картинной позе с парой ярких селезней у пояса и предвкушал похвалу приятеля и уважение егеря.
Тем временем край неба посветлел, и приятель слегка толкнул его локтем, чтобы был готов и не расслаблялся, и он снял ружье с предохранителя и помимо воли впился взглядом в светлый кусок слева от себя. И вдруг на этом светлом куске показалось несколько державшихся кучкой силуэтов, похожих на букву Т с хвостиком, летящую ножкой вперед, и приятель зашипел: «Давай же», и он вскочил, уперся ногой в сиденье, и, как в тире, приладил приклад к плечу, и, провожая стволами стайку, спустил по очереди курки, и сказал: «Ах ты, черт. Вот это да», когда одна буква сложилась и шлепнулась на маленький кустик камыша в двадцати шагах перед ними…
Теперь, когда сезон, утятина у него не переводится, а сам он все на оленя мечтает…