Настоящим, стопроцентным мужчиной.
Но его глаза. Всегда его глаза. Они внимательно изучали, заставляя меня ерзать, а кровь бешено понеслась по телу, когда он пробежался по мне взглядом от макушки до пальцев ног. Если бы я не была настолько ошеломлена его внешностью, то острее осознала бы тот факт, что на мне непростительно обтягивающие штаны для йоги и майка. Я знала, что он мог видеть все впадинки и изгибы моего тела, и каждая из них ощущала на себе его горящий взгляд.
Во рту пересохло, но мне было необходимо что-нибудь сказать. Я не могла больше выносить эту тишину. Не знала, что с этим делать, хотя раньше мы могли часами проводить время в молчании. Теперь это казалось чужим, неестественным, хотелось прервать тишину.
— Так это правда. Он нашел меня, — сказала я, и мой охрипший голос разрушил напряжение, возникшее между нами, — и послал тебя, чтобы убить меня. Как мило.
Хантер провел рукой по лицу, и белые шрамы на его костяшках сразу же бросились мне в глаза.
— И Александрию.
— Тебе повезло, — протянула я, — матушка-природа тебя опередила. — Я прошествовала мимо него, когда духовка издала сигнал.
— Что ты имеешь в виду? — он последовал за мной на кухню, все еще одетый в длинное черное пальто, в котором появился. Мужчина, ему должно быть жарко в этом.
— Я имею в виду, — сказала, открывая духовку и хватая кухонное полотенце, чтобы попытаться достать пиццу, — что она умерла два года назад. Рак груди.
— Черт. Мне жаль, Эдди.
— Адриана, — закрыла дверцу, не глядя на него. Не могла слышать, как он называет меня прозвищем. Я ненавидела то, как его голос упал в начале. И ненавидела тот факт, что хотела слышать, как он говорит это снова и снова. — И ты не сожалеешь. Если бы сожалел, то не приставил бы только что пушку к моей голове.
— Ты думаешь, я хотел это сделать?
— Ты думаешь, имеет значение, хотел ты или нет? — развернулась, адреналин спал, позволяя гневу занять его место. Я могла чувствовать, как горячие волны разочарования поднимаются по венам. — Ты все равно это сделаешь. Ведь ты ворвался в мой гребаный дом и пытался убить меня!
Его лицо застыло.
— Если бы я пытался тебя убить, ты бы уже была мертва, Адриана.
Я захлопнула ящик, выхватив оттуда резак для пиццы.
— Тогда тебе придется немного потрудиться, чтобы закончить работу, не так ли?
— Господи, я не хочу тебя убивать.
— Тогда проваливай обратно в Нью-Йорк и оставь меня в покое! — в горле образовался ком. Я бросила колесико ножа на пиццу, и оно покатилось. Он слишком долго стоял передо мной.
Я проводила бесконечные часы и бесчисленное количество ночей, представляя, каково было бы вновь увидеть его, но теперь понимала, что это были мечты безнадежного романтика. О том, как наши глаза встречаются в баре, как мы сталкиваемся в магазине, возможно, он даже следил за мной... Мы бы увидели друг друга и все еще были влюблены, и все было бы замечательно.
Чушь собачья!
— Я не могу вернуться в Нью-Йорк, — тихо ответил он, прищурившись. — Либо твоя жизнь, либо моя.
— Значит, тебе нужно сделать выбор, — я отложила нож и бросила кусочки на тарелку, — судя по тому, что ты здесь, выбирать особо не будешь. Просто сделаешь то, что тебе сказали, верно? — подняла брови, проходя мимо него.
Кухня, гостиная, кухня, гостиная.
Я чувствовала себя подобно Росси, когда сходя с ума от неизрасходованной энергии, он так же бесцельно носился из комнаты в комнату.
Поставила тарелку на журнальный столик и повернулась к Хантеру, уперев руки в бока.
— Ну? Я права, да? Ты его чертов лакей. Боже упаси этому pezzo di merda11 замарать свои руки кровью.
Хантер расстегнул тяжелое пальто и сбросил с плеч, положив на подлокотник кресла.
Мой взгляд оказался прикован к его рукам. Они были такими мускулистыми и напряженными, что натягивали ткань футболки, правый бицепс украшала татуировка. Мне потребовались все силы, чтобы не продолжать пялиться на его подтянутое тело и широкие плечи.
— Остаешься, да? Полагаешь, меня будет легче убить во сне?
Он снова провел рукой по лицу и ничего не ответил.
— Пытаешься решить, чья жизнь дороже, верно? Вероятно, мое существование не сделает комфортнее твое. Убей меня, и все будут счастливы, правильно? Я жалкая помеха для отца, желающего сохранить свою империю, и ты позаботишься об этом.
Он смотрел на меня, и выражение его лица казалось измученным. Я была жестока, знаю. Но я должна была. Легче провоцировать и злиться на него, чем смириться с ужасной болью, поселившейся в моем сердце.