— Мне плевать, даже если разговор был уже тысячу раз. И мы начнем его снова, опять и опять, потому что сейчас я очень зла, и все по твоей вине, — пробежала пальцами по своим волосам.
Он потянулся ко мне.
Я отступила назад.
— Ты же не осмелишься прикоснуться ко мне сейчас, Карло Россо. Ты, блядь, не посмеешь.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — он опустил руки. — Хочешь, чтобы свалил обратно в Нью-Йорк и получил гребаную пулю, а?
— Да! Потому что ты должен был получить ее раньше, — слова слетали с языка, и я не могла их остановить. — Ты должен был получить ее, вместо того чтобы приходить и пытаться убить меня. Хантер, которого я знала, никогда бы не вышел из Его кабинета живым.
— Поправочка, Principessa, я не тот Хантер, которого ты знала.
— Серьезно?! А я и не заметила. Хантер, которого я знала, был прямолинейным и честным, и он делал все, чтобы уберечь меня, даже рисковал собственной жизнью, — мое сердце дрогнуло, когда я увидела проблеск боли в его глазах. — Он бы никогда, ни на секунду, даже в мыслях не допустил бы того, чтобы причинить мне боль. Разве такой Хантер сейчас стоит передо мной? Потому что ты ничего еще не сделал, только ранил меня.
Хантер уставился на меня. Его кулаки сжимались и разжимались, и он поднял дрожащую сжатую руку, но потом опустил, будто уронил что-то. Пролетел мимо меня, выхватывая ключ из кармана, и направился к двери.
Ключ вошел в замочную скважину. Замок щелкнул. Дверь хлопнула. С эхом... Громко. Снова и снова.
Закрыла лицо руками. Я просто хотела, чтобы он почувствовал мою боль. Просто хотела избавиться от скручивающего, отравляющего меня гнева и беспомощности. Каждый раз, когда мне казалось, что достигаю чего-то, случается нечто и отбрасывает мои планы на десяток шагов назад.
И вот опять. Я чувствую. План по возглавлению моей семьи все дальше и дальше ускользает из рук, и единственный человек, кого следует винить в этом, — я сама. Я позволила эмоциям взять верх надо мной. Я не рассуждала как Романо.
А рассуждала как двадцатитрехлетняя девчонка, которая только что нашла своего лучшего друга и свою вторую половину.
Как двадцатитрехлетняя девчонка, смущенная и, возможно, немного влюбленная в мужчину, которого так же сильно ненавидела.
Ты — идиотка, Адриана. Такая чокнутая идиотка.
Дверь снова хлопнула.
Я посмотрела сквозь пальцы на появившегося Хантера, его волосы были взъерошены, словно он хватался за них обеими руками.
— Хочешь поговорить о боли, Эдди? — в его глазах плескалось море эмоций. Они настолько смешались, что невозможно было отделить одну от другой. — Хочешь поговорить со мной о гребаной боли? Я любил тебя. Мы были всего лишь детьми, но я любил тебя сильнее, чем мог кто-либо другой. Помню, как смотрел на тебя и думал, что больше нет никого, с кем бы мог провести всю свою жизнь. С тобой, — он указал пальцем, ткнув им в меня для большего эффекта. — Только. Блядь. С тобой. Пока ты не исчезла. И часть меня просто умерла. Ты это понимаешь? Ты способна разорвать мое сердце, душу и забрать с собой, потому что именно это ты и сделала. Как, черт побери, ты думаешь, я должен был закончить? Как гребаный киллер семьи Романо? Мне больше не для чего было жить. Не имело значения, даже если бы кто-то убил меня. Мне плевать.
Я задержала дыхание.
— За последние несколько лет я убил больше пятидесяти человек. Около того. По крайней мере, тех, кого помню. Хочешь узнать о боли, Адриана? Вот она. На моих руках столько крови, что не видно кожи. Я потерял малейший проблеск света вместе с тобой. Жизнь ничего для меня не значила, если в ней не было тебя, — он очень медленно провел рукой по своему лицу. — Я любил тебя. И часть меня продолжает любить. Ты никого не любила настолько сильно, как я тебя, но и не позволяла никому любить себя. Гайдж Понтарелли знает об этом, потому что тоже любит тебя. И вот почему я так, блядь, ненавижу его, потому что знаю, что эта любовь взаимна. Ты была всем для меня. Была. Несмотря ни на что. Ненавидь меня так сильно, как хочешь. Рань меня. Продолжай. Мне все равно. Если у меня нет тебя, то у меня нет больше ничего. Я знаю, каково это. У меня не было ничего десять гребаных лет.
Мои губы задрожали, и я отвела от него взгляд.
Я хотела причинить ему боль.
И сделала это.
Ранила его, прежде чем даже попыталась.
Он считал, что я влюблена в Гайджа.
— Ты... Ты думаешь, что я люблю Гайджа? — спросила мягко. Голос дрожал на каждом слове.
Он резко кивнул.
— Я знаю это, Адриана. Видел, как ты на него смотришь.
— Я не люблю Гайджа. Не так, — задержала взгляд на его лице, когда мои слова повисли в воздухе между нами. — Знаю о его чувствах ко мне. Поверь. Все знают, но даже Гайдж понимает, что это не взаимно. Как я вообще могу любить его, когда сумасшедшая часть меня продолжает любить тебя?