Эрик коснулся его лба — ладонь показалось ледяной, и все же Гуннар едва не схватил его руку, чтобы придержать подольше, остужая пылающее лицо. Зачем здесь так натоплено? И зачем на целителе шерстяная накидка, в такую-то жару? Эрик придвинул к постели столик, накрытый белоснежным полотенцем, под которым угадывались очертания склянок и прочих лекарских штуковин, называния которых Гуннар не знал и не желал знать.
— Ты собирался рассказать, что со мной, — напомнил он, глядя, как целитель откидывает простыню и начинает осторожно снимать с живота пропитанное мазью полотно.
— Хребет цел.
Запоздалый страх холодом скрутился в животе — или дело было в том, что Эрик убрал часть повязок? Чем оставаться калекой, лучше уж сразу…
— Точно?
Он помнил, что тварь хлестнула его поперек спины, обернувшись вокруг поясом.
— Точно.
— Если нет, лучше добей.
— Да больно мне нужно врать! Сам говорил — не мальчик. Хребет цел, мышцы, правда, разъело, но это ерунда: подправил плетением, чтобы восстанавливались как надо, вырастут. Почки тоже целы… и на этом хорошее заканчивается.
— А плохое?
— Смотри сам.
Гуннар посмотрел и снова откинулся на подушки: разом закружилась голова и пересохло во рту. Конечно, человеческие кишки ему видеть доводилось, но не собственные же! Там, где прошлось щупальце — или как оно называлось — живота у него просто не было.
— И как они по дороге не вывалились?
Как друзья вообще смогли дотащить его живым до города? То, что он сам совершенно не помнит пути, неудивительно, наверняка в себя не приходил. Но оставался еще день пути, за который он должен был умереть.
— Кишки ж не напиханы как связка сосисок в мешок, — усмехнулся Эрик. — Барьером прикрыли и несли осторожно.
— А выглядит точь-в точь, будто напиханы. — Что за дурь в голову лезет, от жара? Какая ему разница, на самом-то деле?
— Нет, там все очень продуманно и красиво, Творец явно знал, что делал. Если действительно любопытно, потом на каком-нибудь висельнике могу показать.
— Не настолько любопытно.
Но сколь Гуннар помнил, вскрывать и изучать человеческие тела было строжайше запрещено. Или одаренным и тут закон не писан?
— Можно, если в стенах университета и не духовным лицом, — лекарь словно читал его мысли. — Объявлю лечебницу университетом, и вся недолга. Количество учеников закон не оговаривает.
— И будешь меня школярам показывать, — хмыкнул Гуннар.
Странное дело, но перспектива неминуемой гибели его не пугала вовсе. Отличная штука этот нездешний мак, только в сон клонит. Говорят, на севере растут грибы, которые воители тамошних племен едят, дабы преисполниться ярости и презрения к смерти. Интересно, если смешать то и другое? Захочется плюнуть в морду медведю, а потом, порубив его в ошметки, улечься спать прямо посреди крови и кишок и… Гуннар помотал головой — вот так, наверное, с ума и сходят, болтая обо всякой ерунде. Кстати, о кишках…
— Если говоришь, что мышцы — ерунда, срастутся, почему ты собрался меня хоронить?
— Потому что… — Эрик заколебался. — Насколько подробный ответ тебе нужен? И насколько честный?
— Собираешься сказать, что все будет хорошо и завтра я буду порхать небесным созданием?
— Сияющим и бесплотным? Я бы не назвал это «все хорошо».
Гуннар против воли фыркнул. Иллюзий по поводу собственного посмертия он не питал.
— Сейчас мне почему-то море по колено. Так что рассказывай, как считаешь нужным.
— Сейчас это говоришь не ты, а мак и лихорадка. — Эрик помолчал, подбирая слова. — Твари разъедают плоть, ты видел. И внутренности тоже. Тебе в живот тех существ попало довольно много…
— И кишки превратились в решето, — догадался Гуннар.
— Примерно так. Потом пришлось тащить тебя в город, и за это время содержимое кишечника…
— Говори прямо, я не девица: когда вы дотащили меня до лечебницы, в брюхе плавало дерьмо.
— Еще желудочный сок и немного желчи. Надо было, пожалуй, забрать образец того, что получилось, и подождать, пока не подвернется какой-нибудь дракон — наверняка и такую зверюгу бы положило.
— Драконов не бывает.
— Это ты так думаешь, — хмыкнул Эрик.
Он взял шандал на полдюжину свеч, склонился, внимательно вглядываясь во внутренности Гуннара и не забывая держать огонь так, чтобы капающий воск не попал ни в рану, ни на тело. Свечи а не светлячок, который обычно зажигали одаренные. Почему?
— По крайней мере, признаков омертвения сейчас не видно…
Разгибаясь, Эрик едва заметно пошатнулся, тряхнул головой — столик скрипнул, когда на него оперся здоровенный целитель.