— И тебе здоровьица, сынок, — говорит ведунья. С любопытством оглядывает господина мага и его ученицу, открывает калитку. — Проходите, хорошие мои. У меня гости нечасто бывают.
Это верно. Из нашей деревни я один и бывал, точно говорю. Может, из соседних кто забредал, охотники же на месте не сидят.
— Интересное место, — говорит маг. — Много чародейства вложили, почтенная.
— Мудрец, что ли? — улыбается старая. Ну да, откуда ей знать, что слово это давно употреблять перестали. Теперь говорят — чародей, маг… или колдун, ведьмак. Мудрец с бумагой… с лицензией, вспомнил, наконец! — не звучит как-то. А мудрец без бумаги — тем более, все равно, что засранцем обозвать.
— Мудрец, — соглашается господин Излон, а его ученица насмешливо фыркает. Нет, хорошо, что мудрецами именовать перестали. Ведь прошло бы время — и эта вот язва стала бы мудрой зваться!
Заходим во дворик, тут у бабы Керги всяческие овощи растут, кусты малины и даже пара старых яблонь. Глядя на них, поневоле задумываешься, сколько же старая здесь живет? А если еще приглядеться к гнилым пенькам, то остается только головой удивленно покачивать. Что я и делаю в очередной раз.
— Звери не тревожат? — басит Медвежонок. Он смущен, чувствует себя неловко. Не привык парень с чужаками общаться, да и характер у него — чистый бирюк. Вот кому в охотники надо, только разве Гойто отпустит…
— Не тревожат, сынок, — улыбается старая беззубым ртом. — Я их не трогаю, они меня. Так и живем спокон века…
Вот в это я поверю с небывалой легкостью. Небось, еще до Потопа Огненного здесь поселилась, и живет с тех пор. А все беды-несчастья стороной обходят, потому как если таких вот людей судьба карать-наказывать начнет, кто вообще в справедливость верить будет?
У порога лежит черный кот. Этот зверь меня не особо жалует, чужак ведь, да охотник вдобавок. Выгибает спину и шипит, прячется за спину бабы Керги. Отламываю от куска зажаренной бронетуши, кидаю ему. Кот хватает подачку и стремглав исчезает за углом. Правильно, а то отнимут еще. Маги народ ушлый, да и ученицы у них вечно голодные. Беги, мявка, спасай добычу…
Солнце скрылось за деревьями, еще немного — и наступит ночь. Вовремя мы добрались сюда, ничего не скажешь.
В избушке уютно пахло какими-то душистыми травами. Злой Лес, надо отдать ему должное, настоящий кладезь для знахаря. Такие травки есть, мертвого на ноги поставят. Хоть и без толку это, все равно священник обратно уложит, потому как не дело это, чтобы мертвецы по деревне шатались.
— Голодные, небось? — спрашивает старая.
— Не без того, — соглашаюсь я. Хоть и перекусили мы, но времени прошло изрядно с тех пор. Да и обидится хозяйка, если от угощения откажемся.
Обед неприхотлив, какая-то похлебка, кажется, без мяса даже, да ячменная каша. Немного стыдно объедать старушку, ей бы этого на неделю хватило, а так придется снова готовить. Можно было бы мясо отдать, да только на кой оно ей, когда зубов нет? Разве что, кота побаловать, так он, наверное, и мышами неплохо кормится.
Черпаю ложкой похлебку. Вкусно! Умеет старая готовить, что тут скажешь. Вроде, и мяса нет, а без мяса обед — не обед, и все равно оторваться не можешь. С сожалением смотрю на опустевшую плошку, которую баба Керга тут же наполняет парующей кашей. Пододвигает ко мне горшочек меда. Эге, а это лакомство откуда? Не припомню я, чтобы старая пасеку держала. Или она, вроде медведя, пчелиные гнезда очищает от излишков сладкого?
— Что дома то не сидится? — ласково спрашивает старушка. — Да еще чужих притащил… Сгинут ведь, пропадут ни за что…
— Ну, нас так просто не съешь, — бодро говорит маг, но как-то фальшиво, неискренне. — Мы, почтенная, тоже кое-что умеем.
— Знаю, — легко соглашается Керга. — Только вот Лесу без разницы, умеешь ты что, или бесталанным родился. Схарчит он тебя, хороший мой, и ту что рядом с тобой, тоже схарчит. Сила в вас обоих немалая, чую, а вот распорядиться ею здесь вы не сумеете. Не обучены, потому что.
— Ты и научи, бабушка, — говорит Релли, глядя ведунье в глаза.
— А и научила бы, хорошая моя, — качает головой старая. — Коли осталась бы ты на пару годков хотя бы. Только вы, молодые, спешите вечно, где ж вам усидчивости взять, науке моей внимать?
Мелкая смущенно замолкает. В самом деле, пара лет — это почти вечность. Тут завтра не знаешь, жив ли останешься, что уж о таком сроке говорить?
— Мне их сберечь надо, баба Керга, — говорю.
— Тогда присматривай за ними крепче, хороший мой. К тебе-то Лес уже притерпелся, привык, а вот насчет них любопытствует. Посмотреть хочет, кто такие, на что способны. А говорить с ним вы не умеете…