Работа ломала меня, но ставки были слишком велики — я не мог сдаться.
Иногда дома люди спрашивали меня: «ты когда-нибудь кого-нибудь убивал?» обычно я отвечал версией цитаты из одного из моих любимых фильмов «Правдивая ложь». В сцене, где персонажа Шварценеггера спрашивают обо всех людях, которых он убил, он отвечает: «Да, но все они были плохими».
Но по сути, я не уверен, что могу сказать, что я действительно кого-то убил.
Я думаю, многие военные слышалм этот вопрос от штатских, которые понятия не имеют о смысле своего вопроса. Я не отслеживал погибших по прошествии месяцев. Не думал о смерти в терминах чисел. Смысл не в этом.
Смысл в том, чтобы защитить американцев и других невинных людей, которые не обладали той властью, которую дали мне. Не хочу вас разочаровывать, но на самом деле посмотреть на мою работу как на защиту не сложнее, чем как на убийство. Мы шли по пятам за ужасными людьми. Конец истории.
Я вспомнил парня, за которым мы охотились месяцами. Однажды он въехал на машине в центр оживленного рынка в районе Шааб в Багдаде. На заднем сиденье у него были маленький мальчик и маленькая девочка. Детям не могло быть больше десяти лет.
Местные жители на рынке наблюдали, как он оставил детей в машине и скрылся в близлежащих магазинах. Через несколько минут машина взорвалась. На том открытом рынке погибло более пятидесяти человек- включая тех двоих детей.
Водитель подстроил взрыв всего транспортного средства — и он использовал этих детей, чтобы припаркованный автомобиль выглядел безвредным для охраны поблизости. Я не был удивлен. Эти люди, если не считать биологической формальности, не были людьми.
И да, в конце концов мы выследили этого парня и убили его. У этого не было выбора.
Эти зверства теперь становились обычным делом.
Но хотя я отдавал приказы о том, кому жить, а кому умереть, это означало, что нажать на курок должен был кто-то другой.
Во время одного штурма в 2:30 ночи мы послали операторов — и все разворачивалось в соответствии с планом: вспышка стрельбы, штурмовая группа врывается в дом, мужчина выходит с пистолетом, мужчина падает на землю, а затем Макс, командир, говорит по радио «Джекпот». Операторы завалили цель.
По потрескивающему радио Макс передал, что они собираются осмотреть место на предмет каких-либо зацепок или материалов, которые можно было бы использовать позже. Но им пришлось бы сделать это быстро, пока остальной город не проснулся.
Еще один день в офисе.
Я не ложился спать, пока команда не возвращалась, и они знали, что я не засну, пока они не окажутся в безопасности. Кроме того, эти несколько ночных часов в одиночестве в «Коробке» дали мне больше времени для анализа новых целей на следующий день.
В «Коробке» было так же тихо, как и всегда в то время, уже перевалило за полночь, большая часть команды спала или была в пути. Это был тот вид спокойствия, который делал громче каждый незначительный звук в моей голове: компьютерные серверы со всеми нашими разведданными, гудящие от активности, случайные заикания радиосвязи откуда-то еще, писк какой-то машины.
Только около 4 часов утра тишину нарушил громкий треск лопастей «Блэк Хока».
По возвращении команды обычно сразу приступали к разгрузке оружия и снаряжения, затем отбой и на следующую ночь все повторялось по новой. В ту ночь ко мне пришел оператор по имени Эрик.
— Кого я только что убил? — спросил он, открывая дверь. Он был покрыт брызгами крови. В сегодняшней миссии ему досталась честь застрелить цель в упор.
— Кого я только что убил? — повторил он.
Сначала я не знал, как реагировать. Вопрос сбил меня с толку.
Эрик все еще был облачен в полный бронежилет, на нем висела рация, автоматическая штурмовая винтовка на его правом плече почти волочилась дулом по полу. От него разило потом, пылью и чем-то влажным — темно-красной кровью, забрызгавшей его жилет, как будто он пытался его вытереть. Она все еще была влажной в некоторых местах, пропитала части его камуфляжа и запачкала большую нашивку с американским флагом на липучке над его сердцем.
У Эрика, оператора-ветерана, который занимался этим годами, была лохматая борода и густые волосы, и он был похож на пещерного человека. Он всегда носил темно-синюю футболку «Пожарные Нью-Йорка» под своим снаряжением, как будто это был его талисман на удачу. В него стреляли чаще, чем в любого, кого я знал. Один товарищ по команде однажды отфотошопил армейскую фотографию Эрика, одетого в его красивую форму класса А, наложив около двадцати пурпурных сердец поверх медалей, спускающихся по его груди, чтобы пролить свет на этот факт. Был ли он удачливым или просто лучшим в своем ремесле, в любом случае я знал, что никому другому я бы не доверил спасать мою задницу в перестрелке.