Когда он повернулся к нам, атмосфера в комнате изменилась, напряжение внезапно ушло.
— Хорошо, — сказал он, улыбаясь, как будто это он победил, и мы все теперь были друзьями. — Сегодня вы его увидите.
До сих пор никто в американских государственных структурах не видел Темную лошадку лично, и вот, позже в тот же день я направляюсь на встречу с ним.
Тюрьма находилась примерно в тридцати минутах езды от офиса генерала, спрятанная на окраине старого, неиспользуемого иракского аэропорта, внутри обветшалых зданий, похожих на военные казармы. Наше правительство даже не знало о существовании этого места.
Иракский офицер встретил нас у ворот и проводил внутрь. Со мной были только Том и переводчик — остальные вернулись в «Коробку».
Тюрьма находилась под усиленной охраной, но вы бы и подумать об этом не могли, пока не вошли вовнутрь. Охранники появились из ниоткуда, когда мы вошли в главный двор, еще несколько выглянули из окон одноэтажного здания, возвышающегося над нами. Это было похоже на сцену из старого вестерна: пришлый ковбой заходят в салун, пианист останавливается, и все оборачиваются посмотреть.
Несколько охранников вышли из дверей, когда мы проходили мимо, прикуривали сигареты, курили и жестикулировали в нашу сторону, разговаривая между собой. Было ясно, что американцев сюда никогда не привозили. Это была их версия секретных тюрем ЦРУ, где они прятали заключенных. Те, кого сюда привозили, оставались здесь навсегда.
Мы вошли внутрь, по длинному, тускло освещенному коридору. Иракский офицер ничего не сказал, наши ботинки громко стучали по бетонному полу. Попадавшиеся по дороге двери были заперты — кто его знает, какие преступления творили здесь наши союзники, и они точно не хотели нас в них посвящать. Мы остановились, и иракский офицер обернулся и заговорил с нашим переводчиком.
Я не мог усидеть на месте, меня обуревала тревога. Наконец, офицер сделал знак рукой, и мы пересекли другой двор и вошли в другое здание. Это место представляло собой лабиринт из бетонных полов и стен. Здесь было темнее, сырее и грязнее, и я нутром чувствовал, что мы вступаем в худший вид дома с привидениями.
По пути начали мигать огни, из открытого кондиционера в коридоре на пол капала вода. Повсюду на стенах облупившаяся белая краска, кое где — отпечатки засохшей крови. Полы покрыты грязью и отпечатками грязных ботинок. Из-за одной из дверей доносились крики от боли — там кого-то избивали. Воздух был горячим и затхлым и пах смертью. Крики эхом разносились по коридорам, потом стихли и снова стали слышны только наши шаги.
Казалось, тут держали десятки людей. Офицер, наконец, остановился и открыл дверь. Он кивнул, как бы говоря, вот и все.
Комната была на удивление милой, учитывая, какой ад мы видели по дороге. Она была большой, без окон, со стеклянной стеной, полной старинного оружия, медалей и фотографий с одной стороны. Глубокие кожаные диваны вдоль стены по всей длине. За большим столом из темного дерева сидел другой иракский офицер, который жестом пригласил нас сесть.
Я вытащил брелок со встроенной в него секретной камерой-обскурой и положил на стол рядом с собой. Через нашего переводчика мы переговорили с офицером за столом, представившимся начальником этой базы. В его облике было что-то странно холодное. Однако тогда я не слишком много думал об этом, мне не терпелось встретиться с Темной лошадкой. Мне все еще не верилось, что он действительно был там, что генерал говорил правду и что я собирался встретиться с ним.
Иракские правительственные чиновники, с которыми мы работали на протяжении многих лет, были отъявленными лжецами. Когда вы слушаете разговоры некоторых из них, вы могли бы подумать, что они уже давно выиграли войну и мы можем возвращаться домой. За последнее десятилетие войны я не мог вспомнить ни одного случая, когда иракцы когда-либо захватывали или убивали высокопоставленного террориста без прямой помощи американских вооруженных сил. Так что тот факт, что они самостоятельно поймали такую рыбу, все еще был для меня немного шокирующим. Я в это не верил. Все, о чем я мог думать — это «я собираюсь встретить парня, за которым мы гонялись годами». Пять или десять минут ожидания казались вечностью, на протяжении которой я прокручивал в голове эти годы охоты, ужас, который этот парень причинил миру, семьи, которые он уничтожил, американских солдат, которых он убил, и как, черт возьми, ему удавалось так долго избегать поимки.