Он говорил настолько конкретно, чтобы впечатлить меня картиной Большого Кабуууум, но в то же время он опускал любую информацию, которая позволила бы нам остановить атаки. Он хвастался, давая нам понять, с кем мы имеем дело, и что мы ничего не могли поделать.
Другие команды пытались расшифровать то, что он сказал, но вскоре было слишком поздно. Три из четырех нападений в конечном итоге произошли, включая подрывы автомобилей смертников у посольств Египта, Ирана и Сирии, а также резиденции посла Германии. Пострадали сотни людей.
— Видите, — сказал он, когда мы увидели его после нападения. — Я не лгал.
Он еще долгое ничего больше нам не рассказывал.
В течение следующих нескольких недель я продолжал выслеживать другие цели, а Темную лошадку каждый день навещали Том и другие члены команды.
Мы нашли парня, чьи отпечатки пальцев были на взорванном заминированном автомобиле; другого, который собирался начать летную подготовку в Соединенных Штатах; еще двоих, которые распространяли пропагандистские видеоролики ИГИ, демонстрирующие их ужасные нападения на американские войска. Как-то ночью мы убили военного лидера ячейки новой сети, называемой «специальной группой», потом финансового руководителя. Мы огнем и мечом (вернее «Хеллфайром» и автоматом) прошли по ключевым боевикам. Коллективно мы уже вычеркнули восемь из двадцати главных целей в стране из списка, с которого мы начали.
Когда наши следователи начали разговаривать с ними после захвата, большинство прикинулись тупицами.
— О чем ты говоришь? Я не знаю никаких плохих людей, — сказал один.
— Вы взяли не того парня? — сказал другой.
Это было типично. Глотком свежего воздуха среди их вранья была откровенность еще одного пленного — он был командиром среднего звена в ИГИ, скорее солдатом, чем штабистом.
— Сэр, — сказал он с невозмутимым лицом, — я не знаю в этой стране никого, кто не принадлежал бы к «Аль-Каиде».
Затем он рассказал нам все, что знал, и привел нас еще к нескольким.
Был период, когда мы выполняли две или три новые миссии каждую ночь — и все начало налаживаться.
Это был первый раз, когда я почувствовал полный контроль, когда мы могли найти любого, кого хотели, даже начав с самого незначительного кусочка информации. Этот контроль заставил меня почувствовать, что нашу команду невозможно остановить. Я наслаждался каждой минутой. Это был всего лишь вопрос времени, когда мы обнаружили ту единственную важную зацепку, которая привела бы нас прямо к вершине.
В своей голове я наметил, как мы собираемся прокладывать себе путь к Манхэттену и Бруклину. Мы распутывали сеть в Багдаде, одну цель за другой, ночь за ночью. Несмотря на то, что ИГИ пыталась сохранить руководство своей организацией в тайне, я мог бы точно сказать вам, кто какие руководящие должности занимал, даже когда другие члены организации оставались в неведении. Мое ремесло становилось все более и более утонченным, потому что не было ни одного момента, когда я не думал о поступающей информации и о том, как заполнить недостающие пробелы. Я был настолько связан с тем, как функционировала их сеть, что мог бы взять на себя руководство одной из террористических ячеек ИГИ. И когда наша команда убивала или захватывала в плен новичков, мы знали, кто их заменит — еще до того, как они были официально заменены.
Каждый новый клочок информации, каждый допрос, каждая фотография, каждая подсказка из наших источников на местах фокусировала нас на ячейке все четче. Все больше подробностей появлялось на моих компьютерных картах, как одна большая диаграмма генеалогического древа.
Я провел так много времени с дронами, что теперь я знал технологию досконально, как использовать каждую возможность в наших интересах. У меня регулярно было две или три птицы в воздухе и я играл в шахматы с врагом, жонглируя целями.
Я реагировал быстрее. Я производил расчеты без раздумий. Я проникся тактическим терпением. Миссии давали мне опыт и знания. Я мог быстро определить, был ли парень, на которого мы смотрели, невинным гражданским лицом или настоящим врагом, скрывающимся в толпе. Моя команда работала эффективно, зная, что каждый собирался сделать, прежде чем делать это. Иногда мы общались обрывками предложений или парой слов.
Выполнение миссий теперь стало моей второй натурой. Я мог бы рассказать все об этих целях, их жизненных историях и о том, в каких районах они, вероятно, прятались. Раньше мы были шпионами в небе. Теперь казалось, что мы живем с нашими врагами, проникаем в их головы по мере того, как они переживают свои дни. Во многих случаях мне казалось, что я знаю о своих жертвах больше, чем их собственные семьи.