Выбрать главу

Зайцы судьи дружно вздохнули, осознавая.

Я же продолжал спокойненько так валяться в горизонтальном положении и внимать чудным речам зайцев.

Выходили странные вещи. По их же словам, я первым посеял на этой чертовой, будь она неладна, богом забытой планете первые ростки цивилизации. После моего посещения, так сказать, воспарял дух нации. От первобытного состояния в космос. Да за такие дела памятники при жизни ставят. Может даже в натуральную величину.

С яйцом Жар Бабочки, конечно, камфуз приключился. Кто же знал, что ребята до такой степени психанут? С моей стороны здесь прокола не наблюдается. Я же действовал без предварительных данных. Кто знал, что так неловко все получится.

А суд тем временем продолжался.

— Вызывается следующий, главный свидетель преступления.

Интересно. Кто еще такой выискался? Кроме Бабочки, зайцев и меня никто в деле не учавствовал. Куплено, все куплено. За пару кочанов капусты нашли подсадную утку.

Но все оказалось гораздо прозаичнее. Зайцы судьи, включая общественного обвинителя и общественного защитника, вскочили как один с мест и дружным хором дали показания.

— Раз, два, три, четыре, пять. Вышли мы толпой гулять. Вдруг охотник за бабочками выбегает и яйцо из гнезда нагло ворует. Мы заорали «ой-ей-ей», предупреждая его о незаконности действия. Но он не обратил на нас никакого внимания и продолжил свои черные замыслы. Стыд и позор!

Не суд, а детский сад какой-то. Превратили государственную корзину в бардак. Еще бы пригласили сюда хор нанайских мальчиков.

— Всем спасибо. Показания запротоколированы.

Зайцы, с чувством выполненного долга расселись на свои места, а главный судья старательно записал все вышесказанное в папочку.

К этому времени мне удалось пережевать кляп и я, не удержавшись, крикнул:

— Фарс! А судьи кто? — слышал бы меня Кузьмич. Он бы мной, несомненно, гордился. Такие слова не каждому в жизни выпадает сказать. Кстати, что-то долго Кузьмича с Кораблем не видать. Всегда так. Когда нужны, пропадают черт знает где. Потом ведь скажут, что не догнали. Корзину-то с тяговой силой в одну Жар-Бабочку не догнать? Смешно.

Судьи на мой выкрик внимания не обратили. Они сбились кучкой и о чем-то усиленно шептались. До моих чутких ушей доносились слова, поражающие своей юридической безграмотностью: — «… четвертовать… по шею… на медленном огне с закуской… они позорят общество…». Бабочка нависала над членами суда и вставляла свои предложения, суть которых заключалась в одном: — «Мне, мне, мне». Очень она хотела со мной поговорить наедине. И с пристрастием.

— Кхм, кхм, — прокашлялся главный судья-заяц, закругляя совещание, — Уважаемый суд! Разрешите огласить приговор.

Кто бы ему не разрешил?

— Именем Закона гор, согласно статьям с первой по пятую, без поглощения менее тяжких более тяжкими, суд, приняв во внимание всю тяжесть содеянного, так называемого, охотника за бабочками Константина Сергеева, постановил! Удовлетворить просьбу обвинителя и истца и приговорить преступника к высшей мере наказания! Пожизненное высиживание будущих яиц на ледяном столбе без права переписки и апелляций. Приговор обжалованию не…

— Минуточку!

Я кое-как поднялся на колени, потерся о решетку, сдирая дурацкую повязку с глаза.

Зайцы недоуменно смотрели на меня и не знали, как закончить процесс века. Я так и думал. Цивилизованность, цивилизованностью, но наверняка у них это первое слушаемое дело. И этим стоит воспользоваться.

— Согласно всем законам, в том числе и Законам гор, я, как подсудимый, имею право на последнее слово. Если не верите, сверьтесь с буквой закона. А если не дадите мне слова, вас потом объявят линчевателями и еще этими… как их… таталитаристами.

Последнее слово их добило. Никто во всей Великой Галактике никогда не захочет повестить на себя подобный ярлык. Таталитарист оно хоть и звучит непонятно, но чертовски обидно.

Зайцы посовещались немного и нехотя согласились с моими доводами.

— Последнее слово предоставляется осужденному.

— Не осужденному, а подсудимому, — поправил я их, блеснув уголовной грамотностью, — Зайцы! Бабочка! Народ!

Вцепившись зубами в бамбук, я поднял тело на уровень прямо стояния. Гордо встал в полный рост, немного боком к составу суда. Именно такое положение я считал наиболее впечатляющим для всех присутствующих.

— Здесь много говорилось о моей, якобы, вине. Позволю не согласиться с этим фактом. Что мне вменяют? То, что я похитил без разрешения принадлежащее этому чудовищу, Жар Бабочке то есть, яйцо. Извините. А у кого спрашивать? Была ли на то время на вашей планете разрешительная комиссия? Частная собственность? Смешно. Где соответствующий департамент? Нет. И не было. Так о чем мы здесь говорим?

Зайцы слушали, открыв пасти.

— Далее. Прозвучали здесь слова о моей причастности к смерти яйца? А где соответствующие справки? Где заключение патологоанатома? Где, в конце концов труп? Его нет, потому, что его не может быть вообще. Известно ли вам, что я, своим телом, — я показал, каким именно местом на теле, — Я, своим телом обогрел яйцо и выходил детеныша Жар Бабочки? И что первыми его, или ее, неважно, словами, были слова, обращенные ко мне. Знаете, что оно сказало?

Жар Бабочка тяжело дыша от волнения вытянула шею до невозможности, а зайцы только молчаливо хлопали глазами.

— Папа. Вот какие были первые слова. Я всей душой привязался к этому существу. Я выгуливал его. Я кормил его с рук. Я катал его на санках и рассказывал на ночь сказки. Неужели на вашем ледяном столбе маленькая бабочка получила бы столь изысканное воспитание. Кто бы научил бедное существо держать вилку в левой руке? И сморкаться в носовой платок? То-то. Скажу даже больше. Если вы сейчас осудите меня, незаконно, между прочим, то молодая Жар Бабочка вам этого никогда не простит. Точно так же, как не простит вам этого история. Я закончил.

Долгой была моя речь. Долгой и пламенной. Кое-где я, конечно, приврал, но того требовали обстоятельства. Лучше навалять с три короба, чем всю оставшуюся жизнь морозить попу на ледяном столбе.

— Не ве-рю! — сказала Жар Бабочка, — Ни одному слову его не верю. Он ведь даже не покраснел. Врет. Потому, что знает, нам его не проверить. Предлагаю немедленно привести приговор в исполнение. А для начал надавать ему хороших тумаков.

Зайцы, насупив брови, молча встали и принялись закатывать рукава на мантиях. И я почувствовал, что мое последнее слово было недостаточно ярким и убедительным. Вот что значит провести детство в тишине и молчании.

Но в любом случае надо что-то предпринимать. Кузьмича и Корабль я, по всей видимости, не дождусь. Придется надеяться только на свои силы.

Позвякав кандалами, я пришел к выводу, что разорвать их мне не под силу. Остается только бодаться головой и грызть зубами. Ничего хорошего из этого не получится, но просто так я не дамся.

Зайцы быстренько выволокли меня из клетки и прислонили к стенке корзины. Четверо из них распяли меня, цепко держа за руки, за ноги, а остальные, включая злобную Жар Бабочку, приготовились меня бить.

Не знаю, чем бы это все закончилось, только далее произошло событие, о котором я буду помнить всю свою оставшуюся жизнь. Независимо от того, буду ли я дальше охотиться за бабочками, или высиживать яйца на ледяной скале.

Воздух в центре корзины сгустился до неимоверной плотности, образовал непрозрачный кокон и громко лопнул, оставив на своем месте человеческое существо.