Тоже мне, самозаправляющийся и самовосстанавливающийся Очень Линейный Корабль! Прокладок сам заготовить не может.
— А на Земле, что, затарится не мог? — я был сердит и совершенно не понимал, как можно доводить себя до такого безобразного технического состояния, — Я ж тебе говорил, если что понадобится, сразу к Бемби, к дворецким обращайся.
Корабль издал звук, отдаленно напоминающий «Ха».
— Я и обращался. Вот те Полярный крест, командир. И получил полнейший, так сказать, отлуп. Твои дворецкие, командир, весьма наглые и бесконтрольные аппараты. За три десятка новых прокладок они потребовали с меня два пузыря ртути. А где я, по-твоему, возьму два пузыря ртути? Я его в несинхронефазонетронном уменьшителе не вырабатываю.
На переплавку, подлецов. В канализацию проходчиками. Зубную пасту выдавливать навечно. Уж я прилечу. Уж я разберусь.
— Ладно, — почесал я затылок, — Если необходима, как там говоришь, доукомплектация, то действуй по своему усмотрению. Я так понимаю, что с якудзянами договориться попробуешь?
— Ага. Только договариваться, ты, командир, будешь. Ты ж, все-таки, человек, а не сопля какая.
Странные вещи выскакивают в последнее время из Вселенского Очень Линейного. Стареет, что ль?
— Когда надобность во мне возникнет, сообщишь, — я потянулся косточками и собрался, было, вздремнуть часиков эдак девять. Не тут-то было.
— А уже возникла, — Корабль вырубил тягу и стал слегка притормаживать, — Я этих космических биндюг собирался по всей галактике искать, а они сами пожаловали. Якудзяне, говорю, командир, за бортом.
Я вздохнул, отхлестал себя по щекам, прогоняя сон (Кузьмич, зараза, тоже помогал с особым рвением) и занял рабочее положение.
— Устойчивая связь будет, примерно, через час. Так что если командир желает….
— Да чего ж там, — отхлестанный по щекам, я уже не хотел спать, — Выводи все на экран. Да рацию пока не включай. Мало ли что неподготовленный брякну. Кузьмич! Далеко не отлучайся. Переводить помогать будешь. Они ж, якудзяне эти, все как не люди. И говорить-то по нормальному, по-русски, не могут. Отсталые.
Через час мы приблизились к якудзянам настолько близко, что можно было бы начинать переговоры.
— Они нас видят?
— А хрен их знает, — пожал шпангоутами Корабль, — Вроде, улетать никуда не улетают. На месте топчутся. Но и к нам никакого интереса не проявляют. Сейчас сфокусируюсь получше. Ты погляди-ка…. Вот, подлецы, что вытворяют.
Подлецы грабили залетный грузовой космосейнер.
Они, беззастенчиво обложив корабль со всех сторон, отстреливали ему важнейшие части, лениво уворачиваясь от единственной отвечающей пушки грузовика. Якудзяне были настолько поглощены этим делом, что совершенно не замечали наш Корабль, скромно парящим неподалеку и внимательно наблюдающим за грабежом на большой дороге.
Минуты космосейнера были сочтены. С полученными повреждениями он не смог бы даже самостоятельно развернуться, не говоря уже о долгом путешествии до родного порта. Принадлежал корабль малосимпатичной расе желеобразных медуз с планеты желеобразных медуз из созвездия желеобразных медуз. Они еще пару лет назад помещали мне выполнить один небольшой заказ на редкую бабочку, заявив, что по их законам желеобразных бабочек запрещено вывозить за пределы созвездия. Дохнут без родины. Как же, дохнут. До сих пор в аквариуме в подвале у меня плещется и радуется.
Тем временем, якудзяне окончательно обездвижив грузовик и подорвав единственную пушку, вплотную занялись грабежом. Пристыковались к космосейнеру и начали перекачивать к себе чистую морскую воду. Другого груза медузы не возят, у них всего и так навалом. Кроме морской воды, конечно. На вес золота.
— Кораблю включить переговорные устройства, — приказал я. Хватит молчаливо наблюдать. Пора и за дело приниматься. Прокладки-то нужны!
Волк молча включил связь. Переживает за металлического собрата. Я б тоже переживал, если б меня так общипали.
Я покашлял в кулачок, придвинул микрофончик поближе и постучал по нему ногтем. На всю галактику разнесся тройной стук, что по всем междукосмическим правилам обозначало желание пообщаться в тесной и непринужденной обстановке.
Якудзяне нас услышали. Якудзяне нас заметили. И якудзяне оторвались от своего занятия, чтобы поговорить с нами. На мониторах развернулось изображение якудзянской боевой рубки с парой, недоуменно взирающих на нас, якудзян.
— Еконо ми цуси, — поприветствовал я якудзян на их дурацком языке и помахал им пятерней в знак дружелюбного настроения, — Кузьмич!
Кузьмич вывернул микрофон в свою сторону и перевел:
— Еконо ми цуси!
Якудзяне переглянулись и поморгали недоуменно мне в ответ. И что они моргают, а кто их знает? И кто их знает, на что намекают?
— Еконо ми цуси? — как-то даже неуверенно переспросил Кузьмич у изображений, — Ни цуси?
Якудзяне на вопрос Кузьмича почему-то заорали, выключили связь и стали стремительно перестраиваться в боевой порядок.
— Ты что им сказал, гад? — я постарался поймать хренового переводчика за крылья, но Кузьмичу повезло благополучно улизнуть.
— Да все правильно я им перевел, — возмутился он, колотя в грудь ручками, — Как ты сказал, так я и того.
Надо было бы, конечно, с Кузьмичем разобраться, но уже не до него. Намечалась непонятная ситуация. Якудзяне, побросав не до конца разграбленный корабль медуз, переключились на нас. Оно и правильно. Дичь ценная, в числе одиночном. Мало ли что раньше салютовали?! Тот случай не в счет. Мы ж с другого конца к ним залетаем, вот и не признали сразу.
Волк лениво переключал изображения, во всех формах показывая, как якудзянские корабли окружают нас. Конечно, это был не тот флот, с которым мы разобрались в прошлый раз. Так, мелочь, двадцать — двадцать пять шаров. Поэтому Волк и относился к ним свысока. Что они могут сделать Вселенскому Очень Линейному Кораблю, который одержал ряд громких побед на просторах великой Вселенной?
Я тоже думал, что ничего. Но первый залп из всех орудий убедил меня в обратном.
Корабль тряхнуло так, словно мы сели брюхом на блуждающий метеорит.
— Да что же это такое! — завопил Волк, врубая все защитные системы, так непредусмотрительно обесточенные из-за полной уверенности в безопасности, — Они там что, об…сь? (Обдренкались — очень нехорошее слово. Прим. авт.) По своим лупить!
— Где свои-то? — истошно заорал я, вскарабкиваясь обратно на командирское кресло и судорожно пристегиваясь ремнями. Кузьмич, понятное дело, уже на месте, втянув живот и руки по швам, — Головой думать надо было! А!
Я вспомнил, что у Волка, собственно, нет головы, и зря я руками размахался. Мог бы и сам о безопасности позаботиться.
Второй залп зацепил нас даже изряднее. Защита еще не действовала, и якудзяне моментально это сообразили. Приблизились поближе и, откровенно издеваясь, стали методично стрелять по Кораблю.
Волк, торопливо набирая обороты, что-то шептал про себя, нещадно ругаясь космическим матом. Голос его подрагивал от разрывов, но, как мне показалось, был достаточно спокоен.
— Сейчас, миленькие! Подождите родименькие! Еще немного! Вот так! Вот так! Давай, давай, давай…. Есть!!!
Защита набрала полную нагрузку и облепила Корабль глухой, непробиваемой сферой.
Данное утверждение верно только при полной целостности Корабля, а так как он сам был слегка (мягко сказал) подбит, то не защита получилась, а тьфу три раза в сторону якудзян.
Корабль данный факт не сильно огорчил. Он повернулся к вражеским кораблям наиболее уцелевшей стороной и, только заняв устойчивое положение в пространстве, обратился ко мне, к своему непосредственному командиру: Громко.
— Ну что зяву растопырил? Стреляй по ним, пока не разнесли вдребезги.
— Чё орать то! — заорал я в ответ, — ты тоже того… То сам, да сам. А то на меня… Делать-то что?
— Ручку красную хватай, ту, за которую в самый первый день хватался. Вот так. Перекрестие видишь? Наводи. Наводи. Да не дергай руками. Спокойнее. Хорошо. И медленно… я сказал медленно нажимай на спусковой… еще нежнее… крючок.