— Передумал? — Веня насмешливо посмотрел, икнул, вздохнул и покачал головой.
— Передумал, — согласился я. И поинтересовался, — А вам то какая печаль? Все равно рано или поздно пришлось бы. Подумаешь, сложное дело. Наверняка на примете давно имеется. Проблем-то, привести, познакомить, получить поздравления и наследство.
Алкоголь уже в полную силу бушевал в голове, перекрашивая цвета жизни во все цветное.
— Но я себе тоже найду красотку. Маленькую такую. Толстенькую.
— С кривыми ножками, — подхватил Венька.
— С богатым папочкой, — не остался в долгу Жора.
Описание качеств моей будущей спутницы переросло в безудержный поток негативных описаний женщин. Как в целом, так и в частности. Когда все мы трое уже не могли остановиться от смеха и прямо таки катались по травке, над нами завис дворецкий.
— Прошу прощения, хозяева! — заверещал он тонким голосом, — У меня срочное сообщение от вашего отца.
Идиотский хохот мгновенно прекратился. Мы переглянулись. Скорее всего, до паПА дошла весть, что все три сына, наконец, собрались вместе и пора начинать торжественную встречу.
— Не нравиться мне все это, — Вениамин, кряхтя, встал на ноги и принялся устанавливать устойчивое положение тела. Это ему далось с трудом. Слишком большой вес и слишком много выпитого. Несколько раз его плавно уводило в сторону, и только стволы деревьев и спинки кресел останавливали неминуемое падение.
Средний выглядел получше. В отличие от старшего брата его не водило из стороны в сторону. Но на ногах он держался неважнецки.
— Ваш отец хочет вас видеть у себя в кабинете. Он также просил передать, что было бы лучше, если бы вы достаточно серьезно отнеслись к предстоящему разговору.
Дворецкий увернулся от запущенной в него бутылки и закончил:
— Он будет ждать вас через тридцать минут.
Если паПА просит отнестись к разговору серьезно, то лучше выглядеть прилично.
Не обращая больше внимания на мотающихся и падающих братьев, я перебежками бросился в свои комнаты. Перебежками потому, что иногда на моем пути странным образом попадались предметы, которые не должны находиться на пути свободного охотника за бабочками. Потому, что мы, свободные охотники за бабочками… Я, свободный охотник за бабочками…
Мысль возвратилась в нормальное русло только под душем. Именно здесь, под ледяными струями я окончательно понял, что любое количество спиртного принятого уродом, может оказаться смертельным.
Я посмотрел на себя в зеркало, заглянул в нестандартно голубые глаза. Улыбнулся, обнажая челюсть с одним выбитым в недалеком прошлом зубом. И решил:
— Пить? Никогда.
Этого достаточно, чтобы подняться в собственных глазах. Данного обещания мне хватит минимум на год. А там посмотрим. Человек, даже если он и урод, должен сдерживать данное себе слово.
В кабинет паПА я вошел ровно через тридцать минут. Состояние так себе. Внешний вид в пределах нормы, если к уродам применительно слово «норма». В глазах легкая дымка, но в руках дрожи нет. Стабильное и вполне рабочее состояние.
Практически одновременно в район кабинета продвинулись братья. Неимоверными стараниями хмель была выкинута из тел, и теперь мои родичи представляли не слишком дружелюбно настроенных людей. Косые взгляды, бросаемые на меня из-под бровей, подсказывали, что приближаться ближе, чем на десять шагов не рекомендуется. Все очень и очень просто. Иметь брата-урода, значит постоянно быть в напряжении перед обществом, перед Законом, перед всей Вселенной.
Я усмехнулся, и уселся в дальнее кресло. Вернее, попытался усесться, провалившись по пояс в скрипучих кожаных подушках. Братишки, отдуваясь, расположились у погашенного камина, который служил скорее украшением, нежели предметом меблировки.
Не прошло и пяти минут, в течение которых я успел вздремнуть, в кабинете появился паПА.
— Собрались?
Я встрепенулся, собираясь поздороваться, но паПА остановил меня легким движением руки.
Потом, так потом.
Слегка сутулясь, паПА прошел к своему столу, сел и стал молча нас разглядывать. Я слишком хорошо знал его, чтобы определить, что вслед за этим внимательным взглядом последует нечто серьезное. И хотя тема разговора была в общих чертах известна, ожидание было томительным. Одно дело слышать о предстоящем событии от братьев, которые могли и приврать. Совсем другое, от паПА.
— Итак… — паПА переместил свой взгляд на поверхность стола, на котором лежали ворохи бумаг, — я собрал всех вас вместе, чтобы объявить о своей последней воле.
Большие, напольные часы, стоящие за столом отца сначала тихо щелкнули, потом, наполняя кабинет густым, сочным звоном, отзвонили ровно шесть раз.