Но лицо его пряталось в тени, и она смогла разглядеть только блестящие глаза. Это ей не понравилось.
– Ладно, – она повернулась, чтобы уйти.
– Постойте-ка, леди. У вас больной вид.
– Отъебись, – бросила она через плечо.
– Слушайте, если вам нужна доза, то у меня есть. Я охотно поделюсь в вами, вы мне нравитесь.
– Нет! – крикнула женщина, и тут ее тело опять свело судорогой. Худшей, чем раньше.
Она почти упала в предусмотрительно распахнутую дверцу машины. Взревел мотор, и они умчались в сочащуюся дождем темноту.
11.45
Дождь в это утро кончился рано, и теперь клены, окружавшие теплицу, полыхали буйством осенних красок. Мазки красного, желтого и оранжевого резко выделялись на фоне серо-зеленых вод Английской бухты, испещренных белыми гребнями волн. Октябрьское солнце светило сквозь стекло, отражаясь радугой в шеренгах призм. Внутри сияла другая радуга – разноцветные розы.
Они покрывали весь пол теплицы, располагаясь по сортам. У двери, ведущей в дом, находился отдел гибридов, представленный только одним растением с темно-бордовыми цветами.
В углу сидел человек в белом плетеном кресле. Он был высоким и худым, с нервными руками пианиста. Его темные волнистые волосы уже поседели у висков; орлиный нос и хорошо очерченный подбородок выдавали упрямый, независимый характер. Пока он молчал, он мог прослыть за гордеца, но в разговоре сразу открывались его дружелюбие и скромность.
На коленях у человека лежали блокнот и ручка, а на столе и на полу вокруг него, громоздилось несколько десятков томов истории первой мировой войны. Пространство между ними было усыпано смятыми листками бумаги.
Углубившись в работу, он не заметил, как в комнату вошла женщина. Она немного постояла у двери, глядя на него зелеными искрящимися глазами. Ее каштановые волосы оттеняли немного бледное лицо с высокими скулами и полными чувственными губами. Едва за тридцать, она была на двадцать лет моложе своего мужа. Ее чуть располневшую фигуру удобно облегал серый, сшитый на заказ костюм.
– Eh bien, Robert, – сказала она по-французски. – Est-ce qu'on prendra un lunch aujourd'hui?[17]
Мужчина, подняв голову, улыбнулся и отложил блокнот.
– Oui, – сказал он. – J'aimeras bien. Combien de temps as-tu?[18]
– Juste une heure. J'ai une classe de seminaire en fin de la journee[19].
Мужчина встал и подошел к ней. Она повернулась, готовая уйти, но он задержался еще на секунду, глядя на единственный куст в отделе гибридов. Потом взял ножницы и осторожно срезал один бутон. Он сам вывел этот сорт, но до сих пор не дал ему имени.
– As-tu pense au nov que tu ui donnerais?[20] – спросила женщина.
Он приложил бутон к ее блузке в районе сердца – бордовое на бордовом.
– Genevieve, – сказал он.
Женевьева Деклерк улыбнулась.
В этот миг ему показалось, что в теплице стало еще светлее.
Понедельник, 25 октября, 18.30
По общему мнению, в мире существует всего лишь шесть совершенно необычных по своему природному положению городов. Пять из них – Рио-де-Жанейро, Сидней, Кейптаун, Гонконг и Сан-Франциско. А шестой – Ванкувер.
Молодой человек смотрел на город, проплывающий слева от него, держась за перила на палубе спасательного катера. Его светлые кудрявые волосы развевал свежий ветер.
Катер вернулся с патрулирования в бухте Хоу-Саунд к северу от гавани – одной из миллиона бухт и бухточек, усеивающих тысячи миль побережья Британской Колумбии. Сейчас он подплывал к входу в Английскую бухту, оставляя Ванкувер слева и направляясь в Пойнт Грей.
День прошел отлично, и погода была такой, какую Хеллер больше всего любил. Его работа кончилась, и можно было расслабиться и подышать соленым морским воздухом, глубоко набирая его в легкие. На севере отливали медью на солнце вершины гор, а под ними мигал огнями маяк Пойнт-Аткинсон. Далеко-далеко, уже в штате Вашингтон, возвышался над всем этим величественный конус потухшего вулкана Бейкер.
Хеллер любил море, потому что оно было непокорным. Вот только что Английская бухта была гладкой, как зеленая простыня, и по ее поверхности рыбками скользили катера, сухогрузы и яхты. А вот подул ветер – и уже штормовая волна бьет о берег, швыряя суда, как поплавки. А потом разверзаются небеса, и оттуда льет, как из ведра, сердитый осенний дождь.
Так и было этим утром, но теперь море успокоилось.
Дэн Хеллер повернулся и помахал мужчине у руля. Глен Симпсон в ответ показал ему большой палец.
Катер пересекал гавань, оставляя за кормой городские огни. Над ним громоздились теперь песчаниковые утесы Пойнт-Грей. У воды Хеллер увидел старую орудийную площадку, со времен второй мировой все еще ожидавшую японцев. Вверху были видны здания Университета Британской Колумбии, стеклянные панели Музея антропологии сверкали на солнце. За Пойнт-Грей текла река Фрэзер.
Через десять минут, когда катер вошел в устье Фрэзера, Хеллер увидел цаплю, взлетающую с Рек-бич. Потом катер ткнулся о пристань. Они были дома – на базе провинциального министерства земель и лесов.
Глен вырубил мотор и вышел на палубу к Хеллеру. На площадку невдалеке садился вертолет; на лопастях его винта играли лучи заходящего солнца.
– Хочешь кофе? – спросил рулевой.
– Спасибо, – Хеллер взял чашку. Горячий напиток обжег ему рот.
Они несколько минут молчали, глядя на снующие по реке лодки и на машины, проезжающие вдоль берега в сторону международного аэропорта Си-Айленд.
– Как ты думаешь, сколько из этих лодок потонет за год?
– Кто его знает, – философски отозвался Хеллер. – Процентов двадцать.
– Так много? Я вижу, ты пессимист. Хочешь еще? В кофейнике должно что-то остаться.
– Почему нет? Но поторопись, а то солнце скоро сядет.
– Я не пропущу, – заверил Глен, скрываясь в рубке.
Но они оба пропустили закат. Уже входя в дверь, Глен Симпсон бросил взгляд на воду и увидел там какой-то плывущий предмет.
– Эй, Дэн, иди сюда! И прихвати багор.