— О'кэй. Через двадцать секунд доложу состояние.
— Ты что, ошалел? Да через двадцать секунд мы уже будем в верхних слоях атмосферы!
— Ошибаешься, дорогой, через двадцать секунд мы скорее всего сломаем себе башку, посмотри на промбер. Нас притягивает со страшной силой, несёт, как корабль на скалу...
Обрушившаяся сила тяжести вмяла астронавтов в кресла. Оба потеряли сознание.
Первым очнулся Джон Арктонер. Он был старше по возрасту и поопытнее, налетал парсеков как-никак побольше Билла.
Их небольшая грузовая ракета, следовавшая но маршруту Плутон — Карк — Иолта, по пути столкнулась с крохотной, невесть откуда взявшейся песчинкой. Случай в астронавтике невероятный, но тем не менее это произошло.
Пробоину удалось заделать. Но требовался дополнительный ремонт и проверка всех систем.
Эта часть Галактики была мало исследована, необжита, так что приходилось рассчитывать лишь на собственные силы.
Билл тоже пришёл в себя и, потряхивая головой, заметил:
— Кажется, у нас мало шансов выбраться отсюда. У меня такое впечатление, что по моему доблестному телу кто—то аккуратно проехался на многотонном экскаваторе... Сам-то жив?
— Да, жив,— сердито отмахнулся Джон.— Да вот с нашей старушкой нелады. Придётся малость покуковать на этой планетке. Не пойму, откуда при её небольших размерах такая сила тяготения.
— Очевидно, ей стало скучно, и она решила побаловать нас своим вниманием, — немедленно отреагировал Тиммер.
— Брось свои шутки, возьми лучше элерторан и проверь систему подачи ойра,— буркнул Джон.
— Есть сэр,— Билл вскочил с кресла и, шутливо отдавая честь, преподнёс ладонь к верхней части шлема.
Целую неделю без сна и отдыха, почти без еды астронавты Джон Арктонер и Билл Тиммер ремонтировали ракету.
Наконец, когда всё было кончено, оба завалились спать и почти двое суток подряд проспали в своих узеньких каютах.
Проснувшись, Джон заглянул к товарищу. Тот был уже на ногах, деловито меняя местами голографии родных и близких.
— Переоформляешь интерьер кабинета? — вежливо осведомился Джоя.
— Да, решил разбавить примелькавшиеся физиономии родителей любимыми девушками. Скучно постоянно видеть перед собой толпу родственников.
— Я слышал, их у тебя больше чем достаточно.
— Ещё бы, по крайней мере десятка два на Земле, два на Плутоне и один на Торксиде.
— У тебя столько родственников?
— Нет, я имел в виду девушек.
— Что—что? — переспросил Джон, недоверчиво поглядывая на распаханную угрями, прыщавую физиономию друга.
— А что тут удивляться? Многие находят меня неотразимым.
Джон прыснул в кулак.
— А что вы, собственно, смеётесь, мистер Арктрон? Совсем недавно я инспектировал собственную внешность и пришёл к выводу, что за время полёта я здорово возмужал. Правда, кожа несколько запаршивела, но причёска... Вы посмотрите, сэр, какая причёска! — И он картинно тряхнул головой, из которой неровными рядами вырывались космы жёстких, как проволока, давно не стриженных волос.
Джон уже рыдал от смеха. Билл без тени улыбки продолжал развлекать товарища.
— Кстати, посмотри на эту голографию. Это моя любимая. Я, пожалуй, повешу её в туалете, чтобы изредка, в период глубокой сосредоточенности, предаваться эротическим фантазиям.
Джон изнемогал...
— Так это же... это же... голо... моего марсианского дракона.
— А—а, тогда извини, я просто перепутал его с Алисой, моей первой и последней любовью.
— Хорошо, ты меня убедил. Ответь лишь на один вопрос: куда делась голография самой Алисы?
— Очевидно, я её спрятал, чтобы не украли. А то мало ли кого встретишь на наших космических трассах.
— Действительно, такую красавицу надо беречь.
— А вы зря иронизируете, сэр! Кстати, если бы состоялся конкурс красоты... Как ты думаешь, на какое место ей можно рассчитывать?
— Полагаю, на последнее, тем более, что её не допустят и к первому туру.
— Должен заметить, что вы жестоко ошибаетесь, мистер Арктрон. Моя Алиса, будучи макакой, успешно выступала на конкурсе красоты горилл и заyяла там почётное второе место.
— А кто занял первое?
— Как кто? Разумеется, я сам!
В это время раздался заливистый зуммер сигнала тревоги.
— Джо, если это меня вызывают из Нью—Йорка, то передай, что меня здесь нет. Я вышел размять косточки. Они очевидно считают, что мне здесь нечего делать, кроме как трепаться с ними по виозору! — крикнул на бегу Билл, когда оба неслись на звуки сирены.
Тревога оказалась ложной. На обзорном экране не было ничего видно, ничего, кроме уныло нависших скал, редкого чёрно-серого редколесья и гололистых кустарников.
Там, снаружи, была странная тишина. Не было заметно даже дуновения ветерка. Все казалось застывшим, будто замороженным, хотя температура воздуха была +22 °С.
— Как пробы? — спросил Джон.
— Все о'кэй, можно выходить без скафандра, — откликнулся Билл.
— Для подстраховки пойдём вдвоём? — спросил Джон.
— Разумеется... Думаю, что за время нашего отсутствия с избушкой ничего не случится.
— Мне бы это очень хотелось.
— Мне тоже, всё-таки во время полёта она была достаточно добра к нам. Во-первых, не позволяла прошвырнуться по открытому космосу, во-вторых, иногда разрешала пользоваться своим душем, а в-третьих, следила за нашей нравственностью. Я не помню случая, чтобы на борту появилась хотя бы одна представительница прекрасного пола...
— Не считая очаровательной песчинки, которая могла стоить нам жизни, мрачно добавил Джон.
— Что поделаешь, за любовь надо платить,— не мог не откликнуться Билл.
Первым вышел Джон: с опаской ступил на твёрдую поверхность и долго стоял, озираясь и прислушиваясь. Присев, потрогал шершавую каменистую почву. Она показалась ему очень сухой и горячей. Взмахом руки пригласив Билла следовать за собой, осторожно двинулся на восток.
Вначале они шли напрямик, не разбирая дороги, шли к вздымающейся неподалёку высокой скале. Путь преграждали многочисленные рытвины, холмы, беспорядочно валявшиеся крупные и мелкие камни.
Затем стало легче. Перед ними появилась неизвестно откуда взявшаяся тропинка.
— Джо, ты видишь... — сказал Билл, озабоченно указывая на исчезающие с дороги камни, заполняющиеся песком рытвины, выравнивающиеся холмики — всё двигалось, перемещалось, как в волшебной сказке.
И перед удивлёнными астронавтами выявлялась совершенно ровная, прямая, как стрела, дорожка, кратчайшим путём ведущая к скале.
— Если так будет продолжаться, — заметил Билл, — то я не удивлюсь, если передо мной появится стол с обедом и кровать с ночным горшком.
— Держи карман шире. Может, ты захочешь и пару девиц с Гагл-бара?
Билл хотел было выдать свою очередную шутку, как перед ними, будто из—под земли, внезапно выросла громадная, выдолбленная из камня прямоугольная стелла. С неё на астронавтов уставилось множество самых разнообразных животных, растений, деревьев. Каждое из них было тщательно выписано и казалось буквально живым. Это была гигантская картинная галерея. Все рисунки красного цвета так блестели при свете дневного светила, что казались только что нарисованными.
Между тем над скалой-стеллой царила мёртвая тишина, Все было окутано покрывалом безмолвия и таинственности. Даже вечно болтливый Билл прикусил язык и, с опаской поглядывая по сторонам, не опускал руки с кобуры бластера. Здесь был иной мир... Мир чужой, абсолютно чужой, недоступный, неестественный, неясный...
Потрясённые, они долго стояли у скалы, не в силах оторвать глаз от этих бесчисленных изображений, вознесённых неизвестной силой на трёхкилометровую высоту и не менее десяти километров в длину.
Что это — рисунки, символы, знаки?
Где-то высоко над головой простирались сотни тысяч, миллионы рисунков...
Но что Они хотели сказать? Почему здесь на планете такая тишина и безмолвие? Почему не слышно и не видно ни одного живого существа? Куда все подевались? Где они, исполнители этих наскальных изображений? А сами изображения — реальны или вымышлены? Где хоть одно живое существо?
Но ведь кто-то делал дорогу, кто-то рисовал, кто-то следил за ними... Почему же Они молчат?!