С тех пор она страшно боялась быстрой езды. И как это сегодня её понесло в дождь домой, да ещё с такой скоростью...
Инопланетянин, неподвижно стоявший в центре комнаты, дотронулся пальцем до люстры, которая тут же ярко вспыхнула, высветив каждый уголок гостиной.
И вдруг ей стало не но себе от взгляда голубых глаз незнакомца. В них таилась неземная, тысячелетняя мудрость. Казалось, они проникали в самые сокровенные частицы души, в каждую клеточку мозга, всколыхнули всю глубину её сознания. Затем прохладная ладонь опустилась на её пылающий лоб и странный, булькающий голос произнёс:
— Ты теперь совсем здорова...
Она прислушалась к голосу своего организма и действительно почувствовала, что куда—то ушла боль, постоянно гнездившаяся в правом подреберье, исчезла тупая ноющая боль в верхней части черепа. При столкновении она вышибла ветровое стекло. Схватившись рукой за щеку, почувствовала, что под пальцами нет кроваво—красного рубца, так уродовавшего некогда красивое лицо.
Жаннет вскочила с кресла и бросилась к зеркалу. О, чудо! Шрама как будто и не бывало. На неё глядело хорошенькое личико молодой женщины, почти девушки.
Тщательно ощупав руками всё тело и, не стесняясь взглядов постороннего, спустила с худых плеч просторную кофточку. На гладком белокожем теле не было заметно ни одной царапины, ни одного даже самого маленького шрама. А ведь врачи, борясь за её жизнь, безжалостно изрезали и искромсали тело, покрыв его многочисленными шрамами.
Обернувшись, она увидела, что незнакомец наклонился над полом, поднял неразбившийся стакан с капелькой виски на дне и понюхал. Подошёл к ней ближе и, указывая на стакан, пробулькал:
— Это яд! Ты больше не будешь пить...
Действительно, последнее время то ли от гнетущего чувства одиночества, то ли от попытки заглушить болевой синдром, как назло усиливающийся к вечеру, она много и часто пила. И потом она, буквально зачарованная, смотрела, как стакан, мягко оторвавшись от ладони, медленно, слегка покачиваясь, поплыл по комнате, вылетел в распахнутое окно и растворился в вечерней темноте.
— Кто ты всё—таки? Откуда? — спросила она, пристально глядя на него.
— Я — оттуда, — кивком головы он указал на небо, с медленно просыпающимися после дневной спячки звёздами.
— Тебя действительно надо спрятать? — не унималась Жаннет.
— Да,— коротко ответил незнакомец.
Пришелец пробыл у неё почти неделю. Все эти дни и ночи, не вставая с места, он просидел на чердачном перекрытии у слухового окошка, напряжённо вглядываясь и вслушиваясь в звенящую тишину.
Она несколько раз в день поднималась к нему по крутой лестнице, предлагая различную еду, кофе, чай, напитки, но он всегда вежливо отрицательно качал головой. Правда, однажды, когда она особенно настойчиво пыталась всунуть ему н руку тёплый сэндвич с чашечкой дымящегося ароматного кофе, он сказал:
— Мы никогда не едим.
По ночам она, почти не смыкая глаз, молча лежала на широкой кровати и думала о вернувшем ей здоровье и красоту незнакомце. Наконец, на седьмой день, не выдержав, она поднялась в его убежище и, взяв за руку, повела за собой в спальню; повернула к себе лицом и бесконечно долго вглядывалась, утопая в манящей теплотой и лаской голубизне его глаз.
Затем прижалась головой к груди, медленно опустилась на колени и прильнула губами к тыльной стороне его ладони, покрывая её бесконечными поцелуями...
Утром, едва открыв глаза, она увидела, что он стоит у кровати уже одетый в свой комбинезон—кожу и что—то протягивает ей: в раскрытой ладони переливался золотистый шар.
— Отдай сыну,— сказал он, отводя в сторону глаза.
— Какому сыну? И почему именно сыну? — спросила Жаннет.
— Через три месяца у тебя будет сын, мой сын! — ответил незнакомец.
— Откуда ты знаешь?
— Я знаю!
— Но что он будет с ним делать?
— Он будет знать!
Разрыдавшись, она вскочила с кровати и бросилась ему на шею, исступлённо целуя и приговаривая:
— Не уходи, я не смогу без тебя, возьми меня с собой!
— Тебе нельзя. Там другое, всё другое! Ты не сможешь там.
— Тогда останься со мной!
— Нельзя, я не могу здесь жить! Я так устроен. Я хотел стать как вы... Я не смог. Я хотел вам помочь, очень помочь. Мне не разрешили. Они уже знают, где я. Они идут за мной. Пусть мне будет плохо, но там моё, всё моё. Я должен быть там. Я буду там. Мне никогда не было так хорошо, как с тобой. Я буду всегда помнить тебя. Береги сына. Не забудь отдать ему это...
Его тело окутало зелено—серым туманом и он исчез. Исчез, как будто его никогда и не было.
...Прошло три месяца, однако никаких особых перемен в своём организме Жаннет не замечала. Но однажды ночью она проснулась от острой боли внизу живота. Затем боль быстро прекратилась, и она почувствовала, как из неё вылилось что—то горячее...
Включив настольную лампу и откинув одеяло, Жашкт увидела между своих бёдер светло—зелёный комочек. Испугано вскрикнув, она соскочила на пол и обнаружила, что комочек на её глазах стал принимать форму маленького ребёнка: сначала, появилась головка, затем стали вырисовываться ножки, ручонки. Тельце задвигалось, новорождённый издал невнятный писк.
И вдруг его тело стало вытягиваться, росли разбросанные в стороны руки, увеличивалась в объёме голова, в мягких дёснах появились зубки. Вскоре на кровати лежал пяти—шестилетний голубоглазый мальчик, очень похожий на незнакомца, но со странно подёргивающейся шеей. Ребёнок приподнял голову, обвёл комнату внимательным взглядом и звонким с металлически оттенком голосом спросил:
— Я давно здесь?
— Нет!
— Как ты назовёшь меня? — опять задал вопрос мальчик.
— Тэдди.
— Хорошо, мне нравится это имя! Мы будем жить здесь?
— Нет, мой мальчик, мы переедем отсюда,— Жаннет сразу сообразила, что неожиданное появление у неё в доме такого большого ребёнка вызовет у соседей немало пересудов и сплетен. Да и мальчику наверняка всё это будет неприятно.
Кстати, она давно уже приценивалась к небольшому ранчо, находившемуся в живописном месте. Оно располагалось далеко от города, рядом с лесом. Соседние фермеры заглядывали туда достаточно редко, что особенно устраивало Жаннет. Всё—таки в её возрасте иметь шестилетнего сына несколько преждевременно.
На следующий день Тэдди уже ходил по двору небольшого двухэтажного домика с маленьким палисадником, в котором росло множество цветов.
Своим поведением мальчик не походил на обыкновенного ребёнка. Этот маленький голубоглазый старичок обычно усаживался в тени большого дуба, росшего у самой калитки, и пристально смотрел вдаль, как будто видел то, что не доступно простым смертным.
Жаннет, как всякая заботливая мать, хотела его накормить но после состоявшегося между ними диалога прекратила всякие попытки это сделать.
— Тэдди, ты почему ничего не ешь? — спросила Жаннет,
— Я не хочу.
— Но ведь ты тогда не сможешь вырасти.
— Я вырасту.
— Да, но ты не будешь таким здоровым и сильным, как твой отец.
— Я буду.
— А ты знаешь, кто твой отец, а заодно, может ты мне скажешь и откуда он?
— Оттуда,— и ребёнок кивнул на небо.
— Но ведь все нормальные люди должны питаться,— настаивала Жаннет.
— Я не как все. Я другой, как мой отец!
Однажды под вечер она заглянула к Тэдди и застала его за странным занятием: ребёнок забавлялся тем, что заставлял двигаться и летать по комнате различные предметы.
Вот он взглянул на вазу с цветами, стоявшую на подоконнике, и та медленно поплыла по воздуху и переместилась на шкаф, а одна роза из букета подскочила вверх, несколько раз перевернулась в воздухе и влетела в стакан с апельсиновым соком, находившимся на тумбочке перед кроватью мальчика. Он его не пил, но Жаинет каждое утро упрямо ставила стакан со свежим соком.
Едва он посмотрел на коробку цветных карандашей, как они, выпрыгнув оттуда, изобразили на потолке яркую разноцветную радугу.
— Тэдди, что ты делаешь? — воскликнула Жаинет. Он повернулся, внимательно поглядел на неё и сказал:
— У тебя болит рука.
А рука у неё действительно болела, полчаса назад она рубила овощи и чуть не оттяпала большой палец на правой руке. Она заклеила залитую йодом рану пластырем и, чтобы не беспокоить сына, держала руку за спиной.