– Пойдемте, – позвал доктор, закончив прибинтовывать тампон к руке своего пациента, – пока он немного успокоился, я хочу поговорить с вами обоими в другой комнате.
– Эль-Мухафи, я буду рядом, – прошептала Зения, коснувшись его лба. – Просто позовите меня, если захотите.
Она решила, что лорд Уинтер услышал ее, потому что он открыл глаза, но затем снова закрыл их и, с неимоверным трудом делая каждый вдох, откинул голову.
– Я оставлю вам немного укрепляющей микстуры и пилюли, – сказал доктор Уэллс, который писал в гостиной рецепты и советы ухода за больным, – а в течение часа пришлю еще. Леди Уинтер, у вас есть опыт ухода за больными?
– Да, я много лет ухаживала за матерью.
– Превосходно. Была бы очень полезна горячая припарка из отрубей, и нужно прикладывать ее к груди так часто, как вам захочется. Здесь есть маленькая служанка, которая очень помогла мне, подробно описав течение его болезни. Она ухаживала за ним в меру своих способностей и, уверен, будет охотно помогать, если вам что-то потребуется. Подойдет любая питательная и укрепляющая еда, которую только сможете заставить его проглотить, и как можно больше воды или вина. Все время держите под рукой немного крепкого бульона. – Он снова взялся записывать свои рецепты.
– Значит, все же есть вероятность, что он может не выжить? – тихим глухим голосом спросил граф, когда мистер Уэллс закончил писать.
– Милорд, я надеюсь, что он выздоровеет. Я думаю, он должен поправиться, но не хочу вводить вас в заблуждение. Он очень тяжело болен. У взрослых болезни, которыми обычно болеют в детстве, протекают тяжело и с большим риском. Уже развилось серьезное воспаление мозга. Если в ближайшие двадцать четыре часа появятся еще осложнения – пневмония, плеврит или обострение энцефалита, – перспектива будет очень плохой. Именно этого мы должны постараться избежать, если сможем. – Доктор Уэллс начал укладывать в сумку свои медицинские инструменты. – Не постесняюсь сказать, что для него было бы гораздо разумнее переболеть корью, когда он еще бегал в коротких штанишках.
Бледный и подавленный, граф только кивнул. А когда доктор, собравшись уходить, встал, лорд Белмейн, почти не замечая протянутую ему руку, пожал ее с отрешенным кивком и ворчанием.
– Мадам, – обратился к Зении доктор Уэллс, поняв, что граф не в состоянии сосредоточиться, – я вернусь вечером. Вот моя визитная карточка. Вы должны немедленно послать за мной, если появятся какие-то изменения, особенно в области легких.
Зения отправила на Бентинк-стрит записку, в которой сообщала, что не вернется на ночь домой, отдала распоряжение выкупать Элизабет, написала, что надеть на девочку утром, и попросила прислать необходимые ей самой вещи. Затем Зению полностью поглотили заботы о больном. К тому же ей постоянно приходилось отвечать на беспокойные и бессвязные рассуждения лорда Уинтера. Временами он воображал, что они в пустыне, а иногда ему казалось, что он заблудился в каком-то незнакомом месте и искал кого-то – то ее, то Элизабет, то Нитку Жемчуга. Зения отвечала ему по-арабски или по-английски и поправляла простыни, которые он постоянно сбрасывал, беспокойно ворочаясь.
– Я уверен, он стал спокойнее, с тех пор как вы пришли, – стоя на пороге спальни, заверил граф.
Зения прижимала горячую припарку к груди лорда Уинтера, и ее руки поднимались и опускались с каждым его тяжелым вздохом.
– Жарко, очень жарко, – пробормотал он и, стараясь отодвинуть ее руку, схватился пальцами за муслин.
– Я знаю, но мы уже почти у цели.
– У скал Гота?
– Да.
– Я вижу. – Он приподнялся на постели. – Господи! Достань мою винтовку!
– Тебе не нужна винтовка, дружище, – твердо ответил граф и, подойдя к кровати, снова уложил сына на подушки.
Лорд Уинтер начал кашлять, так что его грудь тяжело вздымалась под руками Зении. Потом, повернув голову к графу, он чуть прищурился, и слабая улыбка коснулась его губ.
– Отец, – прохрипел он, – я не думал, что вы придете.
– Естественно, я пришел. – Граф недовольно нахмурился.
Лорд Уинтер резко отвернулся, как тогда, когда ему светили лампой в глаза, и его улыбка пропала.
– Вот моя нора, – отрывисто пробормотал он.
– Да, – машинально ответил граф.
В надолго наступившей тишине Зения смотрела на помутневшие глаза лорда Уинтера и прислушивалась к его прерывистому дыханию.
– Хотите войти? – неуверенно, как ребенок, спросил он тихим шепотом.
– Этого мне хочется больше всего на свете, – ответил граф срывающимся голосом и стиснул в руках руку сына.
Лорд Уинтер пошевелил губами, но его охватил приступ удушья, и он, тяжело дыша, снова завертел головой. Зения сняла остывшую припарку и пошла с ней в гостиную. Припарки, видимо, не оказывали должного воздействия, и Зения ожидала, что с наступлением ночи угнетенное состояние легких еще усилится, – у ее матери всегда бывало именно так. Зения старалась не думать о том кошмарном времени, когда у леди Эстер и у мисс Уильямс одновременно случилась лихорадка. Тогда Зении исполнилось двенадцать лет, а слуги растащили все, что можно, и разбежались, кроме одной девочки примерно такого же возраста, как сама Зения. Из своей постели леди Эстер потребовала, чтобы для мисс Уильямс приготовили одно из волшебных снадобий. Но сейчас Зения уверена, что маленькая служанка неправильно выдержала пропорции, потому что именно после приема снадобья мисс Уильямс почувствовала такую боль в желудке, что кричала и корчилась, пока не впала в смертельное оцепенение, продолжавшееся три дня до самой ее кончины. Когда леди Эстер узнала, что мисс Уильямс умерла, дом наполнился воплями, напоминавшими жуткий вой дикого животного или визг дьявола в аду. И тогда после смерти мисс Уильямс Зению отправили в пустыню.
Сейчас она стояла в гостиной, слепо глядя на маленький стол возле двери, пока не приказала себе отвлечься от давнего ужаса, и тогда заметила уголок бумаги, упавшей под стол. Нагнувшись, она подняла ее и сразу же узнала свою записку, которую послала ему несколько дней назад. Печать на ней так и не была сломана. Держа бумагу в руке, Зения подумала, что записку, должно быть, подсунули под дверь, а потом, не заметив, оттолкнули в сторону. Вероятно, лорд Уинтер вовсе не отказывался прийти или ответить, просто он уже некоторое время оставался болен, хотя служанка сказала доктору Уэллсу, что до сегодняшнего дня он был в полном сознании и она считала, что он пошел на поправку.
Зения вспомнила о юридических документах, которые доставили ей, и решила, что их, наверное, послали до того, как ему стало совсем плохо, потому что на их составление требовалось время. Теперь все казалось ей не важным, кроме звука затрудненного дыхания лорда Уинтера, попыток заставить его пить, принимать микстуру и пилюли и поддерживать в комнате постоянную температуру. Когда наступила ночь, у него уже не осталось сил даже говорить и метаться, и он лежал тихо, его лоб стал сухим и горячим, а каждый вздох – тяжелым и прерывистым. Доктор Уэллс, снявший номер в отеле, предупредил их, что можно ожидать кризиса, и велел вызвать его, когда он наступит.
Лорд Белмейн оставался в кресле возле кровати. Он, видимо, думал, что Зения знает гораздо больше, чем она на самом деле знала, и не раз спрашивал ее мнения о том, не становится ли хуже лорду Уинтеру и не следует ли им позвать доктора Уэллса.
– Я думаю, лорд Уинтер уснул, – уведомила Зения.
– О, уснул, – с облегчением вздохнул его отец. Он смотрел на сына, и в тусклом свете лампы проглядывал влажный блеск его глаз. – Я никогда не видел его больным, – тихо признался он. – Ни разу!
– Он очень, очень сильный, раз выжил после раны, полученной в пустыне. – Почувствовав в его голосе скрытую панику, Зения постаралась говорить спокойно. – Теперь, после месяца хорошего питания и отдыха в Англии, он стал еще сильнее.
– Да, верно. – Лорду Белмейну очень хотелось, чтобы его убеждали. – Мисс Элизабет тоже так страдала? – спросил он после долгой паузы.
– О нет, нет.
– Я рад. Я понимаю, – граф прочистил горло, – в детстве болезнь переносится легче.
– Да, доктор, лечивший Элизабет, тоже так сказал.
Лорд Белмейн внимательно посмотрел на сына, внезапно встал, сделал несколько шагов, затем остановился и обернулся.