В кухне горел свет. Подавив в себе желание войти через кухню, он обогнул дом и открыл дверь в контору. Бросив седло и узду в угол, он зажег свечу и поставил ее на стол. Он долго стоял, рассматривая глубокую рваную рану на руке. В течение дня он два раза промывал ее в реке и перевязывал носовым платком, но рука все равно распухла и рана воспалилась. Он снова замотал ее, туго затянув концы повязки, и в нерешительности постоял у стола, прислушиваясь.
Не было слышно ни звука. Клэйтоны, очевидно, заснули. Он подошел к дивану и сел на него нахмурившись. Кэлюмет был страшно голоден, он не ел с самого утра и теперь думал, не поискать ли чего-нибудь поесть в кухне. Он подошел к двери, через которую прошлой ночью появилась Бетти. Утром он заметил, что дверь запирается на засов. Кэлюмет осторожно отодвинул засов и собирался войти в кухню, но остановился на пороге, увидев в столовой Бетти, которая сидела за столом и читала книгу. Она взглянула на него, ничуть не удивившись, мягко улыбнулась и сказала, как будто обращалась к другу:
— Входите же.— Бетти закрыла книгу, заметив страницу, и встала.— Я жду вас. Я слышала, как вы. вошли. Я ждала вас к ужину, а когда вы не пришли, оставила вам еду. Пойдемте на кухню, я вас покормлю.
Кэлюмет не двигался. Если бы Бетти смутилась при виде его, он не колеблясь ни секунды прошел бы на кухню. Но ее радушие, ее уверенность пробудили в нем упрямство. Он не собирался разрешать ей командовать собой.
— Я не голоден,— сказал он.
— Вы обедали в Лазетте? — спросила она.
-— Послушайте,— сказал он свирепо,— вам не все равно, что я делал?
— Это действительно не так важно,— ответила она холодно,— но мне интересно. Я не хочу, чтобы вы умерли с голоду.
Его лицо выразило отвращение.
— О, Боже,— сказал он,— Я достаточно взрослый, чтобы обо мне не заботились.
— Я вот что думаю. Вы имеете право здесь жить, А я здесь потому, что об этом просил ваш отец. Я хочу, чтобы вы чувствовали себя здесь как дома, и не собираюсь с вами постоянно ссориться. Если вам нравится быть злым и упрямым,— пожалуйста. Но неужели вам не хочется стать лучше? Даже если я вам неприятна, даже если вы негодуете на мое присутствие, вы можете попробовать стать человеком, а не зверем. Вы говорите, что вы взрослый,— продолжала она с сухим смешком,— а сегодня утром вели себя как мальчишка — повредили руку и отказались, чтобы я вам ее перевязала. Может быть, вы думали, что я хочу вас отравить?
— Что я думал утром, вас не касается,— грубо ответил Кэлюмет.
Голос Бетти был совершенно спокойным, но Кэлюмету почудилась насмешка. Он снова почувствовал себя, как прошлой ночью,— непослушным учеником, получающим выговор от учительницы. Прошлой ночью ситуация была, конечно, иная, но мысль о том, что Бетти и теперь смеется над ним, уязвила его, наполнила гневом.
— Может быть, вам интересно узнать, что я думаю сейчас? — спросил он.— Так вот вы во все суете нос, вы шибко умны, и вы из тех женщин, что хотят знать все про всех.
Ее смех прервал его.
— Пожалуйста, не будем снова ссориться. Если помните, вы уже кое-что говорили прошлой ночью по этому поводу. У меня нет никакого желания слушать, что вы думаете оба мне. Садитесь,— предложила она, указывая на кресло у стола против себя.— Отказываетесь есть — ваше дело, хотя даже если вы обедали в Лазетте, то должны были проголодаться: двадцать миль верхом — гарантия хорошего аппетита. Но садитесь. Я хочу показать то, что оставил вам ваш отец. Он сказал, чтобы вы прочли это, когда приедете.
Она стояла неподвижно, пока Кэлюмет подошел и сел к столу, потом вышла из комнаты, и он услышал ее тяги на лестнице. Ока быстро вернулась и положила на стол объемистый конверт.
— Вот,— сказала она.
Кэлюмет начал вскрывать конверт, а она села и взяла свою книгу. Кэлюмет секунду следил за ней, а затем обратился к содержимому конверта. Несколько листочков бумаги были исписаны почерком отца.
«Мой сын, я чувствую, что скоро умру, и хочу тебе кое-что рассказать. Бетти Клейтон поведает тебе, что я раскаялся в своем отношении к тебе, но она не может знать, к чему привело мое бесчеловечное обращение с тобой. Я боюсь, что испортил твой характер, и сейчас, может быть, слишком поздно, но хочу предостеречь тебя от страстей, которые, если их не обуздывать, могут погубить твою жизнь.
Я знаю, что дети всегда наследуют от родителей их дурные качества. И я уверен, что ты наследовал все мои, потому что, когда ты был дома, я часто видел, их проявления. В последнее время твоего пребывания дома я ненавидел тебя. Но это все было из-за той женщины. И если когда-нибудь все ужасы проявлялись в облике человеческом — это была она. О ней ты узнаешь позже.