— Я знаю, что вы ребенок второй жены покойного графа.
Она кивнула:
— Совершенно верно. Первая жена моего отца, Блайт, родила ему сына, ныне графа Бадсворта. Она умерла, а отец вскоре женился на моей матери. У нее было довольно большое приданое. В рамках брачного соглашения все ее состояние должно было сохраниться для ее детей. Я оказалась ее единственным ребенком. Она умерла, когда мне было семнадцать, и я все унаследовала. До последнего пенса. — Оливия сделала паузу и уставилась на свои руки. — Мой отец немедленно заставил Калпеппера искать способ отобрать у меня наследство, так как я была несовершеннолетней, и к тому же женщиной. Справедливости ради должна сказать, что поручение отца пришлось ему не по вкусу, и они впервые разошлись во мнениях. Однако он сделал все, чтобы выполнить поручение. К счастью, это ему не удалось.
Она вновь подняла глаза на Джорджа.
— Нет нужды говорить, что мои отношения с отцом стали очень напряженными.
— Не могу в это поверить.
— Мама много лет играла роль посредницы в наших с отцом отношениях, я не понимала этого в детстве. После ее смерти я в полной мере испытала на себе его тиранию. Он пытался полностью подчинить меня, следил за каждым моим шагом, но я изо всех сил сопротивлялась. Не самое лучшее было время.
— Отвратительно.
— Мой брат Ральф меня не поддерживал, скорее радовался нашему противостоянию и подстрекал нас забавы ради. А сторонника я неожиданно нашла в лице Калпеппера. Он по возможности сглаживал наши конфликты и даже пытался объяснить мне поступки отца. — Она усмехнулась. — Калпеппер считал, что мой долг — подчиняться его требованиям независимо от того, справедливы они или нет. Он просто старался облегчить мое положение.
— Какая необыкновенная доброта, — сухо заметил Джордж.
— И все же, — возразила она, — он желал мне добра. Напряженность в наших с отцом отношениях нарастала. Мне повезло, что он всего на несколько месяцев пережил маму. Он погиб на охоте прежде, чем я успела убить его. — Она осеклась и покраснела. — Прошу прощения. Такими вещами не шутят.
Он улыбнулся:
— Мне можете говорить все, что угодно.
— Нет! Это низко. Но спасибо вам за то, что вы не осудили меня. — Она покачала головой, легкая улыбка коснулась ее губ. — А теперь о завещании отца.
— Милостивый Боже, неужели он вам ничего не оставил?
— Не все так просто. — Она поморщилась. — Какое-то наследство он мне оставил, но какое — не знаю. Да, ваше удивление вполне понятно. Ну разве это не смешно? Я получаю с него доход, и неплохой. Калпеппер выделяет мне его небольшими порциями. Сумма одна и та же каждый квартал. Но я понятия не имею, откуда она берется.
— А вы не спрашивали у поверенного?
— Само собой! Но таковы условия завещания. Наследство сохраняется, но никакой информации ни по состоянию счета, ни по вложениям я не получаю. — Она невесело рассмеялась. — Может, все вложено в ценные бумаги? Может, я владею судоходной компанией или фабрикой по производству шерсти, или алмазными копями в Африке? Можно ли его распродавать? Можно ли вложить деньги более выгодно? Я не знаю, следовательно, не могу проконтролировать. Я не имею ни малейшего представления о своем собственном капитале. Не могу ни приумножить его, ни растратить. Если, конечно, не выйду замуж. — Ее голос зазвенел от гнева. — Калпеппер имеет право открыть правду только моему мужу. Который, по английским законам, будет распоряжаться моим наследством.
Джордж кашлянул:
— Дорогая моя Оливия, на вашем месте я бы немедленно вступил в брак, хотя бы для того, чтобы разгадать загадку. Ваш муж наверняка откроет вам тайну.
Оливия поморщилась:
— В этом случае наследство уже не будет принадлежать мне, и я утрачу к нему всякий интерес. — Она сжала ладонь в кулак, глаза ее сверкали. — Я никогда не выйду замуж. Никогда.
Джордж предпочел не комментировать ее заявление и, изобразив на лице сочувствие, спросил:
— Разве не Калпеппер составлял завещание?
— Он самый. Но идея принадлежала отцу. Я уверена. Он хорошо меня знал. Чтобы свести меня с ума, лучше ничего не придумать. — Она печально улыбнулась. — Осмелюсь предположить, что я похожа на него гораздо больше, чем мне казалось. Я пришла в ярость и ушла из дома. Навсегда. Ральф с радостью отпустил меня, и мы с кузиной переехали в Челси, где я и живу по сей день. Как только я получила первую выплату по завещанию отца и узнала размеры своего дохода, сразу же основала школу имени Хелен Фэрфакс, вложив в нее все мамины деньги.
Ее глаза светились серебристым пламенем, пеки раскраснелись. Он с восхищением смотрел на нее.
— Выходит, вы живете на деньги отца, а состоянием матери распорядились по велению своей своенравной души. И поэтому буквально одержимы школой.
Она натянуто рассмеялась:
— Пожалуй, что так. Справедливости следует сказать, что моя заинтересованность в успешной работе школы исключительно альтруистическая. Хотя, стыдно признаться, я испытываю неправедную радость, видя, насколько хорошо справляюсь. Так что мотивы моих поступков не лишены эгоизма.
Он мягко улыбнулся:
— Ничто человеческое нам не чуждо, Оливия. Какими бы ни были мотивы ваших поступков, вы действительно прекрасно справляетесь. И это самое главное. Но почему вы позволили Калпепперу вести все счета?
— У меня не было на это времени, а он предложил свою помощь. И мне не хотелось его обижать. К тому же я полностью ему доверяю. Не делайте такое лицо! Мы обязаны воздать ему должное. Он всегда действует в моих интересах.