Прунелла молча смотрела на него, и он продолжил:
— Как женщины бывают нерешительны и не уверены в себе, так же это свойственно и мужчинам. Они совершают глупости, чтобы доказать, что они храбрее, чем на самом деле. Они даже решаются на сомнительные поступки, чтобы избавиться от недовольства собой.
— Я даже не представляла, что мужчины могут чувствовать что-либо подобное, — призналась Прунелла.
— Мне кажется, вы считали, что мужчины всегда сильные, всемогущие, властные — именно так ребенок представляет себе отца, — улыбнулся граф. — Но вы должны понять, что они могут быть слабыми, чего-то бояться и очень нуждаются в ласке.
Слова графа так поразили Прунеллу, что она смотрела на него, широко раскрыв глаза.
— Подумайте немного, и вы поймете, что я прав. Ваш отец был властным человеком, как и мой, и я отчаянно сопротивлялся его тирании.
На его губах появилась грустная улыбка.
— Теперь я понял, что отец был человеком, разочарованным в жизни, который все время пытался показать свою твердость и играть роль героя-завоевателя, которым он никогда в действительности не был.
— Я никогда не думала ничего подобного о нем или о своем отце, — сказала Прунелла.
То, что она услышала сейчас, стало для нее откровением, но ей казалось, что граф скорее всего прав. Его отец всегда пытался настоять на своем, неважно, прав он был или нет, и распоряжаться жизнью всех окружающих его людей. Граф наблюдал за выражением ее лица и после недолгого молчания добавил:
— Я вижу, что вы начинаете понимать. А теперь подумайте о себе и о своих собственных реакциях.
Застигнутая врасплох, Прунелла неожиданно вспомнила сцену из прошлого: ее мать, такая молодая и красивая, с кудрявыми волосами и голубыми глазами, смеется и играет на залитой солнцем лужайке с ней и маленькой Нанетт. Затем мать, взяв девочек за руки, направилась по дорожке между деревьев к озеру за лилиями, но вдруг неожиданно появился отец, идущий им навстречу, тяжело опираясь на свою трость. Прунелла совершенно точно вспомнила, как внезапно наступило молчание, они с матерью резко остановились, Нанетт, которая только училась ходить, села на траву. Мать подошла к отцу и сказала, пытаясь поправить непослушные пряди волос, выбившиеся из прически:
— Я играла с девочками, — и ее голос почему-то слегка дрожал.
— Я это вижу, — отвечал сэр Родерик. — Вы нужны мне, Люси. Прошу вас вернуться со мной в дом.
— Да, конечно, Родерик.
Голос матери звучал кротко и покорно. Она повернулась к Прунелле:
— Беги к Чарити, дорогая, и возьми с собой Нанетт.
— Но, мама, ты обещала с нами поиграть! — закапризничала Прунелла.
— Я нужна папе, дочка. Попозже я приду к вам в детскую.
И мама замедленным шагом пошла рядом с отцом, который уже тогда передвигался с большим трудом.
Это воспоминание детства было таким Живым и неожиданно принесло боль. Прунелла почти сердито сказала графу:
— Мы углубились в прошлое, но какая же от этого польза? Ведь невозможно изменить то, что уже прошло.
— Конечно, невозможно. Но не нужно жить в тени, отбрасываемой прошлым. Нужно освободиться и выйти на солнце.
— И вы хотите, чтобы я это сделала?
— Да, — сказал граф. — Вместе со мной, Прунелла!
Ее глаза расширились от удивления.
Она смотрела на него, ожидая объяснений, но выражение его глаз заставило ее похолодеть. Прунелла понимала, что происходит, но внезапно сердце сильно забилось, и ее охватило незнакомое чувство. Именно это она чувствовала, слушая Эдмонда Кина, говорящего о своей любви в роли Отелло, но сейчас ощущение было более сильным.
— Я.. не понимаю... что вы... говорите, — прошептала она.
— Я думаю, что вы понимаете, — нежной сказал граф. — Видите ли, Прунелла, я очень долго искал вас.
— Я... не понимаю...
У Прунеллы появилось странное ощущение: хотя граф не двигался, он стал каким-то непонятным образом ближе к ней. Она почувствовала себя слабой и безвольной, одновременно хотела бы и убежать, и остаться. Прунелла заставила себя отвести глаза от его взгляда и увидела входящую в зал ресторана молодую красивую пару. Официант провожал их к уединенному столику: это была Нанетт в сопровождении Паско!
ГЛАВА ШЕСТАЯ
«Как она могла? Как она могла мне солгать?» — снова и снова спрашивала себя Прунелла всю дорогу от ресторана до отеля. Нанетт и Паско, целиком поглощенные друг другом, не заметили, что Прунелла с графом были в том же ресторане и видели их. В первом приступе ярости из-за обмана сестры Прунелла чуть не бросилась к ней, но граф помешал ей сделать это. Она уже приподнялась со своего места, но почувствовала, что он взял ее за руку.
— Нет! — сказал граф. — Вы не должны здесь устраивать сцену!
— Я только хочу, чтобы она знала, что я
ее видела и знаю о ее лжи и предательстве! — горячо сказала Прунелла.
—И чего вы этим добьетесь?
Рука графа продолжала удерживать девушку, он почти силой усадил ее обратно в кресло.
— Я поверила ей, когда она сказала, что сегодня едет в гости с крестной, — сказала Прунелла, как бы разговаривая сама с собой, — теперь я думаю, что во все другие вечера, когда Нанетт говорила, что меня не пригласили, она встречалась с вашим племянником.
— Что же в этом предосудительного, ведь она много раз встречалась с ним и раньше? — удивился граф.
— Она лгала мне! — возмутилась Прунелла.
— Я думаю, что ей пришлось солгать, иначе вы подняли бы шум и не позволили видеться с человеком, который ее любит и которого любит она, — попытался остудить ее гнев Джеральд Уинслоу.
— Неужели вы оправдываете их поведение? — недоверчиво спросила Прунелла.
— Не оправдываю, а пытаюсь понять, почему Нанетт поступила именно так, как
она поступила. Когда вы так агрессивны, Прунелла, с вами очень трудно.
Прунелла посмотрела ему в глаза, и он заметил, что она удивлена, как будто не ожидала услышать от него подобных слов.
— Я не хотела быть нетерпимой, — помолчав, сказала девушка. — Я просто старалась поступать правильно.
— То, что правильно для одного, необязательно правильно для другого. И кто вправе решать, что правильно и что неправильно, когда речь идет о любви?
— Я не верю, что Нанетт по-настоящему любит вашего племянника, — резко сказала Прунелла. — Она еще слишком молода, чтобы понимать что-то в истинной любви, любви на всю жизнь.
— В то время как вы, конечно, много знаете об этом, — насмешливо заметил граф.
Прунелла не ответила, но он увидел, что ее губы сжались, и добавил:
— Не нужно так сильно огорчаться, для этого совсем нет причин. Уверяю вас, хотя со стороны Нанетт, возможно, и предосудительно ужинать наедине с мужчиной, с ней ничего плохого не случится. Паско любит ее. Прунелла поняла, что имел в виду граф и к ее щекам прилила кровь:
—Я... ни о чем... таком... и не думала.
— Но ваше поведение говорило об обратном.
— Нет, конечно, нет! — повторяла смущенная Прунелла. — Я просто была очень раздражена и обижена тем, что Нанетт так дерзко лгала мне.
— Я вас понимаю, — сказал граф. — Но вам придется поверить мне на слово, Прунелла, что когда человек влюблен, то все остальные люди, даже самые близкие и дорогие, теряют на него всякое влияние.
— Но что же мне делать? — в отчаянии воскликнула Прунелла. — Как я могу запретить Нанетт встречаться с вашим племянником и портить тем самым свою репутацию, ужиная с ним наедине?
— Если вы действительно думаете, что ее репутация разрушена, то что вы скажете о своей репутации? — с иронией спросил граф.
Прунелла снова покраснела и начала объяснять:
— Но меня ведь никто в Лондоне не знает, и вы... это совсем другое дело.
— В каком смысле?
Девушка не ожидала такого вопроса и не знала, что сказать в ответ.
Пока она с трудом собиралась с мыслями, граф насмешливо спросил:
— Может быть, вы и меня считаете «охотником за приданым»?
— Нет, конечно, нет! — быстро сказала Прунелла.
— А вы уверены в этом? В конце концов, даже если вы не так состоятельны, как ваша сестра, вы владеете Мэнором и его окрестностями и имеете приличный доход, правда, большую часть которого вы все это время тратили на мое имение.