— Я так и сделаю, мисс Прунелла.
Ничего больше не говоря, она поспешила вверх по лестнице и вошла в распахнутую дверь. Как Прунелла и ожидала, в главном холле никого не было. Поколебавшись, она направилась к библиотеке, где скорее всего должен был находиться граф. Однако в библиотеке также никого не оказалось, как, впрочем, и в большой гостиной, окна которой были по-прежнему закрыты ставнями, а мебель оставалась в чехлах. Прунелла поднялась по лестнице с изящной решеткой семнадцатого века в картинную галерею. Она почувствовала боль в сердце, когда поняла, что найдет графа именно в картинной галерее и с какой целью он там находится. Прунелла не ошиблась. В галерее, протянувшейся на всю длину центральной части здания, действительно был мужчина. Он стоял к ней спиной, смотрел на картину кисти великого Ван Дейка! Она была так взволнована, что не заметила ни высокого роста, ни широких плеч графа. Губы Прунеллы сжались. Она медленно пошла по галерее, и он, видимо, услышал ее шаги, потому что повернул голову. С первого взгляда Прунелла поняла, что Джеральд, шестой граф рода Уинслоу, совершенно не похож на того человека, которого она себе представляла. Прунелла столько слышала о его приключениях, что ожидала увидеть перед собой лощеного денди, напоминающего Паско Лоуэса. Темноглазый мужчина, который с некоторым удивлением наблюдал за ее приближением, одет был весьма небрежно, и это сильнее всех слов Чарити убедило Прунеллу, что он вернулся, чтобы отобрать ценные вещи, оставшиеся в родном доме, на продажу. Его сюртук был недурно скроен, но слишком свободен, панталоны ладно сидели на его стройных бедрах, но не отличались ни дорогой тканью, ни модным кроем, а его сапоги определенно нуждались в чистке. Что касается галстука, Прунелла была уверена, что Паско при его виде пришел бы в ужас, потому что даже ей он показался скорее данью традициям, чем элегантным украшением. Лицо графа покрывал темный загар, и Прунелла не сразу вспомнила о том, что он был в Индии и, видимо, там и загорел.
В то время как она изучала графа, он делал то же самое по отношению к ней. Джеральд пытался сообразить, кем может быть эта женщина, и вспомнить, видел ли он ее когда-либо раньше. Когда Прунелла подошла ближе, граф понял, что она слишком молода, чтобы он был с ней знаком. Вначале его ввели в заблуждение простой покрой ее скромного серого платья и жемчужного цвета ленты на шляпке, которые скорее подошли бы женщине среднего возраста. Затем он рассмотрел ее лицо, самой примечательной чертой которого были огромные серые глаза, глядящие на него критически, с явным выражением неодобрения. Когда девушка подошла, граф обратился к ней:
— Могу я узнать о цели вашего визита? Вы приехали побеседовать со мной или имеются другие причины вашего появления в Уинслоу-холле?
Прунелла сделала реверанс.
— Милорд, я — Прунелла Браутон. Мой отец — сэр Родерик, который, к сожалению, умер год назад, был очень близким другом вашего отца.
— Я помню сэра Родерика, — ответил граф, — и, мне кажется, я вспоминаю маленькую хорошенькую девочку, которая обычно приходила с ним, — видимо, это и были вы.
— Мне очень приятно, милорд, что вы вспомнили меня, — сказала Прунелла, — так как мне нужно рассказать вам многое, что, как мне кажется, вам необходимо узнать.
— Я буду счастлив выслушать вас, мисс Браутон, — ответил граф. — Как вам, наверное, известно, я приехал сюда только вчера вечером и сразу занялся возобновлением знакомства со своими предками. Говоря это, он указал на портрет второго графа Уинслоу, и хотя Прунелла обещала себе оставаться спокойной, что бы ни произошло, она не смогла сдержать восклицания.
— О, прошу вас, — взволнованно заговорила она, — если вы собираетесь продавать свои картины, сохраните эту. Это самое лучшее полотно этой коллекции, и ваш отец любил повторять, что, когда гениальный Ван Дейк закончил портрет, он сказал вашему предку: «Я никогда не писал лучшего портрета, теперь мне и смерть не страшна!» За ее страстной речью последовало долгое молчание. Затем граф спросил:
— Вы считаете, что я собираюсь продавать эти картины?
— Я боялась этого, ваша светлость, — просто ответила Прунелла. — И если вы позволите, я покажу вам список предметов, имеющихся в замке, за которые можно выручить весьма значительную сумму, однако их потеря не будет так ужасна для следующих поколений, как картины этой галереи.
— Я не совсем понимаю, мисс Прунелла, — сказал граф, причем голос его звучал довольно сухо, — почему вы взяли на себя труд так глубоко вникать в мои личные дела? У Прунеллы перехватило дыхание, — Для этого я и приехала... Чтобы объяснить вашей светлости. Граф осмотрелся, как бы собираясь предложить гостье сесть, однако все кресла в галерее были накрыты чехлами, предохраняющими их от солнца и пыли. И Прунелла сказала вслух то, о чем он, видимо, подумал:
— Может быть, нам лучше перейти в библиотеку, я всегда держала ее открытой.
— Вы держали ее открытой? — удивился граф.
Она слегка покраснела и застенчиво проговорила:
— Это еще одно обстоятельство, которое я должна вам объяснить...
— Думаю, что мне будет весьма небезинтересно вас выслушать.
Прунелле показалось, что голос его прозвучал довольно резко, как будто он начал испытывать по отношению к ней некоторое раздражение. Они молча прошли по галерее, спустились по лестнице и вошли в холл. В холле они встретили слугу, которого Прунелла приняла за графского камердинера.
— А, вот вы где, ваша светлость! — слишком фамильярно для слуги, по мнению Прунеллы, обратился он к графу. — Я тут подумал, что, раз в доме нечего есть, я, пожалуй, куплю чего-нибудь в деревне.
—Отлично — так и сделай, — согласился граф.
Камердинер уже повернулся, чтобы идти, но тут быстро вмешалась Прунелла:
— Я боюсь, что в Литл-Стодбери вы почти ничего не сможете купить, но, если вы отправитесь на ферму Хоум Фарм, миссис Габриэль продаст вам прекрасную ветчину, которую она готовит сама, кроме того, вы можете попросить ее, чтобы когда они будут резать скот, то оставили бы баранью ногу для его светлости.
— Благодарю вас, мисс, — сказал камердинер.
— Кроме того, миссис Габриэль может предложить вам яйца, молоко и масло, но боюсь, что за все это нужно будет заплатить наличными. Она с опаской посмотрела на графа и прибавила:
— Соглашение на поставку продуктов, которое они заключили с вашим отцом, перестало действовать после его смерти, и, поскольку арендаторы с трудом сводят концы с концами, они не смогут снабжать вас без оплаты.
— У меня и не было намерений просить их об этом, — резко ответил граф и повернулся к камердинеру. — Заплатите за все, что вы купите, Джим.
— Слушаю, милорд.
После ухода Джима Прунеллу не переставал занимать вопрос о том, откуда у слуги возьмутся деньги. Ей показалось странным, что камердинер не попросил их у своего хозяина, и не означало ли это, что он будет тратить свои собственные средства, пока граф не продаст что-либо из дома и не рассчитается с ним. Прунелла опять почувствовала боль при мысли о расставании с сокровищами, которые она знала и любила с детства.
Когда с началом войны жизнь в графстве практически замерла, так как лошади были реквизированы армией, и визиты соседей друг к другу почти прекратились, а молодые люди либо воевали под командованием генерала Веллингтона или прожигали жизнь в столице при веселом дворе регента, старый граф затосковал в своем поместье. Он предлагал Прунелле пользоваться его библиотекой, чтобы она могла пополнить свои знания, но на самом деле ему просто нравилось беседовать с девочкой, ведь никто, кроме слуг, не приходил в его замок. Граф мог бы многое рассказать ей о картинах или о предметах антиквариата, украшавших его дом, но, поскольку был одержим семейными преданиями, его истории чаще касались предков, которые были солдатами, политиками, открывателями новых земель, игроками и повесами. И теперь, думала Прунелла, еще один повеса вернулся домой, чтобы разорить сокровищницу, которая была для нее частью истории и даже в каком-то смысле частью ее самой.