Мария непроизвольно коснулась своих щек.
– А еще я знаю, что, даже отталкивая меня, ты все равно мне доверяешь.
Вадим протянул руку. Мария, помедлив, положила на его ладонь свою.
– Пойдем, я кое-что тебе покажу, – сказал Вадим.
Они долго брели по берегу озера, пока не оказались в старом парке. Там, у маленькой пристани, едва различимой в сумерках, среди белоснежных кувшинок колыхалась лодка. Вадим помог Марии спуститься в нее и оттолкнулся веслами от причала.
Берег, окутанный туманом, таял. Весла разрезали воду, изредка плескалась рыбешка – и больше не было слышно ни звука. Когда парк превратился в узкую полосу, Вадим закрепил весла, достал из-под скамьи одеяло и положил его на дно лодки.
– Ложись, – попросил он.
Мария посмотрела на Вадима, потом на одеяло и снова – на Вадима.
Он едва сдержал улыбку.
– Ты садилась со мной в «попутку», оставалась наедине в заброшенной усадьбе, гуляла по вечернему парку, а теперь не можешь просто лечь на дно лодки? – Вадим ладонью указал на одеяло. – Пожалуйста.
Мария медленно опустилась на спину – и тогда поняла, почему Вадим был так настойчив. Лодка, берег – все исчезло, перед глазами осталось лишь бесконечное угольно-черное небо, усыпанное белыми звездами.
Вадим лег рядом, стараясь не касаться Марии.
– Мой отец считал, что во всех школах и университетах должны обязательно преподавать астрономию – потому что эта наука учит людей смотреть вверх. И когда я поднимаю голову и вижу небо – не кусочек из окна, не линию над горизонтом – а только одно бесконечное небо, мне начинает казаться, что происходящее на земле подчиняется лишь собственным законам, что будущее невозможно предсказать – как и повлиять на него. Потому что всем правит нечто действительно великое и непостижимое. А значит, нет границ, нет правил, нет предопределенности. Значит – в этом мире возможно все. И в такие моменты я чувствую себя самым счастливым человеком на свете.
Марию повернула голову – и увидела нечто более красивое, чем звездное небо – лицо Вадима. Она тотчас же перевела взгляд на небо, молясь только о том, чтобы этот неловкий момент побыстрее закончился. Вадим молча сел у кормы.
– Не надо меня бояться. Мы же друзья, помнишь?
Мария на мгновение прикрыла глаза. Лодка легко покачивалась, успокаивая.
– Я просто еще не привыкла.
– Тогда привыкай побыстрее, ладно?
Вадим взялся за весла, а Мария так и осталась лежать, глядя на звезды, пока нос лодки не коснулся причала.
Через час они остановились у подъезда.
– Я знаю, где готовят лучший горячий шоколад в этом городе, – едва не путаясь в словах, произнесла Мария.
Вадим молчал.
– У меня дома, – розовея, продолжила Мария.
Но Вадим, казалось, не слышал ее.
– Мне нужно уехать, – сказал он.
Чуть растрепанные волосы, которые особенно бережно трогал ветер, четко очерченные губы, глаза, вмещающие целую вселенную. И взгляд… Мария не могла подобрать слова, чтобы описать его, но вдруг ощутила – так остро, словно заглянула в его душу: с Вадимом что-то происходило. То, о чем он не собирался рассказывать.
Мария выдавила улыбку.
– Всего на пару дней.
«Пожалуйста, не уезжай…» – мысленно попросила Мария.
Словно услышав это, Вадим склонился к ней и поцеловал ее в губы – легкое, едва ощутимое прикосновение.
– Спокойной ночи.
– И тебе, – в замешательстве ответила Мария.
Когда мотоцикл Вадима скрылся за поворотом, она осторожно дотронулась до своих губ и медленно втянула носом воздух, надеясь ощутить тот нежный запах, который почувствовала во время поцелуя – немного дождя, нотка мужского парфюма и что-то еще, особенное, задевающее за живое. Но запах исчез, лишь воспоминания о нем продолжали отзываться в солнечном сплетении.
* * *
Стрелка спидометра подскочила к отметке в семьдесят километров в час, но Вадим продолжал выжимать скорость.
Наблюдать за Марией, постепенно приближаясь к запретной черте, балансировать на краю казалось приятным и увлекательным занятием. Даже сегодня, когда они лежали в лодке, ее тепло коснулось его сердца – не души. Но тот спонтанный поцелуй… Вадим понял, что делает, только когда его губы коснулись ее. Он и сам не понимал, как все же сумел себя остановить, – и не испортить все, к чему так долго и муторно приближался.