– Ты мне уже нравишься, – Антон взял стул и без приглашения сел между подругами. – А теперь, когда мы решили организационные вопросы, можно перейти к светской беседе. Итак, – он обратился к Марии, – что ты предпочитаешь: вольный стиль, баттерфляй, кроль?..
Сам тренер предпочитал баттерфляй, с которым, по его словам, по красоте не мог сравниться ни один вид плавания. Демонстрируя бросок, он едва не смахнул со стола блюдце с кусочками сыра – и даже не заметил этого.
Антона увлекало все, что касалось плавания: история, рекорды, новаторские методы обучения. Он так захватывающе описывал первое преодоление Ла-Манша, словно пересказывал блокбастер.
Час спустя, прощаясь с Марией у двери, Ира соединила большие и указательные пальцы и, посмотрев в «объектив», издала звук, имитирующий щелчок затвора фотоаппарата.
– Хочу запомнить тебя такой, потрясающе счастливой, – улыбаясь, произнесла она. – Хотя не понимаю, как болтовня о плавании может так поднимать настроение.
В ответ Мария, все еще улыбаясь, обняла подругу.
– Спасибо за то, что ты есть.
Дорога домой проходила через парк, где в темноте скрывалось самое красивое место в городе. «Время без тебя – это время ожидания тебя», – прошептала Мария, и быстрее, чем ветер успел погасить окончание фразы, в голове начали рождаться строчки. Мария записала стихотворение в блокнот, но не стала перечитывать. Прижимая блокнот к груди, она медленно домой и перед ней, как по волшебству, стали зажигаться фонари.
К возвращению племянницы Марта приготовила оладьи из кабачков: их сладковатый запах просочился даже не лестничную клетку. Мария втянула воздух и, улыбаясь, открыла дверь.
– Марта, я занята, меня не трогать! – с порога выкрикнула она, пытаясь одновременно стянуть ботинки и расстегнуть куртку.
– То есть ужинать ты не будешь? – рассержено спросила тетя, судя по звуку, вымещая злость на венчике для взбивания яиц.
– Я ужинала!
«Чай с сахаром».
Яростное хлюпанье прекратилось, и через секунду тетя ворвалась в коридор.
– Ты… – она осеклась, – …плохо себя чувствуешь?
– Вообще-то – с точностью до наоборот!
Марта не стала верить племяннице на слово и приложила руку к ее лбу. По тому, какой горячей казалась ладонь, Мария поняла, насколько холодным был лоб. А также нос, уши, руки…
«На улице плюс пять, а ты до сих пор ходишь без шапки», – мысленно подсказала Мария.
– На улице плюс три, а ты до сих пор ходишь без шапки! – от возмущения на тетиных щеках выступили красные пятна. – Ты ничего не ешь! Ты плохо учишься! Ты…
Мария не дала ей договорить – слишком уж близко пролегала опасная черта – и поспешно согласилась поужинать. Она с удовольствием съела все, что было на тарелке, но, проходя мимо тети, открыла рот и высунула язык, как в фильмах пациенты демонстрируют, что приняли таблетки. Марта обиженно отвернулась – не преминув указать пальцем на кружку компота.
Вспомнив об этом поздно вечером, уже лежа в кровати, Мария улыбнулась. Сегодня был хороший день. Не смотря ни на что, в душе она ощущала тишину и покой – редкое и быстротечное явление, каждой секундой которого нужно наслаждаться, как глотком горячего шоколада. Жаль только, что уже поздно желать спокойной ночи маме и Анечке, – это было бы подходящим окончанием вечера.
Она выключила свет, укуталась в одеяло и стала заниматься самым бесполезным занятием в мире: считать маленьких белых овечек, прыгающих по изумрудной траве.
Что он делает здесь? На озере? Она не испугана, скорее, шокирована – и это вызывает у Светофора улыбку. Он срывает с головы красную шапку, теплый ветер взъерошивает светлые волосы, но затем порыв достигает Марию, и неожиданно ледяная волна пронизывает ее насквозь.
Почувствовав еще чье-то присутствие, она оборачивается. Ира соединяет большие и указательные пальцы и смотрит в образовавшееся окошко: «Хочу запомнить тебя такой!» – хохочет она. И в этот момент – Мария не видит, но знает наверняка – Светофор делает шаг вперед...
Мария вздрогнула и открыла глаза.
Сон.
Просто дурацкий сон.
Но как только облако холодного воздуха снова коснулось лица, Мария бросилась к выключателю, и лишь в свете лампы заметила, что форточка распахнута настежь.
«Ну, ты трусиха!» – выдохнула Мария, закрыла окно и, кутаясь в одеяло, села на диван.
Дрожь не унималась. Что-то было в том видении, что-то важное – и вдруг под ложечкой заболело так, словно кто-то полоснул ножом. Мария, наконец, поняла, что скрывалось в прощальном взгляде Вадима. Он смотрел так, словно хотел ее запомнить. Словно мог больше никогда ее не увидеть. Мария обхватила колени руками. «Господи, пусть все будет хорошо», – снова и снова, как молитву, шептала она, пока под подушкой не раздалось дребезжание мобильного телефона.