Выбрать главу

– Знаю. Но также знаю, если бы ты захотел, мне бы пришлось остаться. – Разморенная теплом, Мария сбросила одеяло. – Ладно, давай, я готова. Выливай на меня свою предельную откровенность.

– Предупреждаю: будет больно, – серьезным тоном произнес Женя.

Цыган понятия не имел, что она пережила час назад.

Мария кивнула и отсела подальше, чтобы видеть его глаза.

– Я ни разу не видел, чтобы Вадим в кого-то влюблялся, – безжалостно начал Женя. – У него были мимолетные романы, только он очень быстро пресыщался: пару недель, от силы месяц… Но в твоем случае все куда запутанней, – поспешно добавил Женя, видя, что Мария приближается к обморочному состоянию. – Я помню его голос – в то утро, когда ты тайком ушла на тренировку. Вадим был на грани помешательства, он едва смог объяснить, в чем дело.

– Значит, у меня все-таки есть шанс? – оборвала его Мария. Происшествие в бассейне относилось к прошлой эпохе. Теперь ее волновали совсем другие вопросы.

– Я думаю, Вадим действительно тебя любит. Это непонятно, необъяснимо – прости уж. – Женя взглянул на ее посветлевшее лицо. – И уж точно не гарантирует хэппи-энд.

К черту гарантии!

Это была самая хорошая новость за последнее столетие. Мария, счастливая, рухнула на кровать. И в тот же миг вспомнила взгляд Вадима – через секунду после пощечины. Сердце тоскливо сжалось.

– И что мне делать теперь? Снова идти к нему?

– А он этого не стоит? – прищурив глаза, спросил Женя.

– Еще как стоит. Он миллиона раз стоит! Но если Вадим и в самом деле решил меня бросить, его уже ничто не остановит, – последняя фраза оказалась такой горькой, что ее пришлось запить чаем. Стало немного легче.

Цыган потянулся – словно разговор длился всю ночь, взял гитару и, присев на край стола, начал неторопливо перебирать струны. Мария узнала мелодию – «Последняя декада октября». Неужели такая декада действительно была? Когда жизнь казалось волнительной и простой – как полет бабочки. Хорошо, что об этом сохранились стихи. Воспоминаниям она уже не доверяла.   

Внезапно мелодия стихла: Женя зажал струны ладонью.

– Пожалуйста! Не смотри на меня с такой надеждой, – попросил он. – Я не знаю ответа. Но ты знаешь. Поэтому выспись, позавтракай, а потом устройся на диване, сложи руки на животе и закрой глаза. В таком положении удобнее всего заглядывать в себя.

Теперь рядом с Женей, действительно, было легко и спокойно, как с братом.

– Можно, я немного посплю на твоей кровати? – спросила Мария, чувствуя, как голова магнитом притягивается к подушке.

– Можно, – согласился Цыган и, после секундного колебания, добавил: – Только Вадиму не говори.

Мария улыбнулась сквозь наползающий сон. Пусть у нее появится шанс – и она не расскажет Вадиму о чем угодно.

Только один шанс…

 

Мелко порубленная ветчина скворчала на сковородке. Мария вбила яйца и тщательно их перемешала. Потертый сыр и укроп, купленный Мартой полчаса назад, лежали наготове. 

Она выспалась, приняла душ, завязала волосы в игривый хвост и включила радио на полную громкость.

Она привела себя в порядок. Осталось позавтракать.

Анечка, сонная и лохматая, как дворовый щенок, вошла на кухню и демонстративно молча уменьшила звук музыкального центра. Потом, рассмотрев желтую массу на сковородке, сочувственно спросила:

– Что – не получилось?

– Это яичница-болтунья – она так и должна выглядеть! – возмущенно ответила Мария.  

– А… Ну, прости. Кстати, вчера я раз сто звонила Жене, чтобы поздравить его с Новым годом, но он все время был недоступен. Веселился, наверное, где-нибудь. – И вдруг в ее взгляде затеплилась надежда. – Марусечка, а ты будешь скучать, когда я уеду?

Мария подозрительно прищурила глаза.

– Кончено.

– Так, может, мне тоже остаться? Ну, чтоб ты не скучала? – Анечка ждала ответа всего секунду, потом опустила голову и обреченно вздохнула.

Маленькое горе сестры напомнила Марии ее собственное, глубокое и соленое. Она стиснула зубы и сделала музыку громче.

 

Самые сложные две тысячи сорок восемь шагов в ее жизни.

Мария остановилась возле дома и обернулась, оценивая пройденное расстояние. Последний участок пути – от парка до подъезда – казалось, не закончится никогда: чтобы двигаться, приходилось мысленно толкать себя в спину.